Харуки Мураками - Ускользающая метафора [litres с оптимизированной обложкой]

Однако сколько ни раскаивайся, сколько себя ни кори, одним этим, перемахнув через долину, в свой дом не вернешься. Ее тело не такое, как у ворон, летать по небу не приспособлено. Как и не умеет, подобно Командору, по собственному произволу то пропадать из виду, то где-то появляться. Она – всего лишь неловкое создание, заключенное в тело подростка, жестко ограниченное в свободе действий пространством и временем. Грудей и тех почти нет. Они у нее совсем как неудавшиеся блинчики.

Одна и в темноте Мариэ Акигава, разумеется, боялась – и не могла остро не чувствовать собственное бессилие. Был бы сейчас рядом Командор, думала она. Так много чего хотелось у него расспросить. Не знаю, правда, ответил бы он или нет, но было бы с кем поговорить хотя бы. Излагает он для современного японского языка весьма странно, но понимать суть его слов ничто не мешает. Однако же Командор, вероятно, перед нею больше не объявится. Он сам предупредил: «Нужно еще кое-куда попасть и там кое-что сделать» . И теперь Мариэ от этого было очень грустно.

Из-за окна донесся глухой крик ночной птицы. Наверное, неясыть или филин. Они-то уж точно под покровом ночного леса напрягают все свои извилины. Вот и мне нужно не уступать им и напрячь свои. Стать умной и смелой девочкой. И тут на Мариэ вновь навалился сон, и держать глаза открытыми она больше не могла. Опять укуталась в одеяло и сомкнула веки. Спала она без сновидений, а когда открыла глаза в следующий раз, уже начал брезжить рассвет. Часы показывали половину седьмого.

Мир встретил новую субботу.

Весь субботний день Мариэ провела в комнате прислуги. Вместо завтрака опять погрызла крекеры, съела несколько долек шоколада, запила все это минеральной водой. Выйдя из комнаты, тайком пробралась в спортзал и быстро вернулась с подборкой лежавших там стопкой журналов «National Geographic» на японском (Мэнсики, судя по всему, крутя педали велотренажера или шагая на степпере, читал их – местами на страницах попадались следы высохшего пота). Перечитала их по по нескольку раз. Там были статьи об условиях существования сибирских волков, о тайнах растущей и убывающей Луны, о жизни инуитов, о сокращающихся из года в год тропических лесах Амазонии. Обычно Мариэ такие статьи не читала, но теперь ничего другого не было, и она вчитывалась, запоминая их наизусть, разглядывала фотографии чуть ли не до дыр.

А когда уставала читать, ложилась на бок и дремала. И смотрела сквозь щель между штор на свой дом на той стороне лощины. Вот бы сюда бинокль! – думала она. Можно было б рассмотреть весь дом до последнего сантиметра. И увидеть, кто там. А еще она хотела вернуться домой, к себе в комнату с оранжевыми шторами. Принять горячую ванну, тщательно вымыться от ушей до пят, затем переодеться в свежую одежду и вместе с кошкой нырнуть в теплую постель.

В десятом часу утра послышалось, будто кто-то неспешно спускается по лестнице. Шаги звучали, как у мужчины в домашних тапочках. Вероятно, Мэнсики. Походка у него была своеобразная. Ей захотелось выглянуть в замочную скважину – вот только скважины в этой двери не было. Мариэ напряглась, забилась клубком в углу комнаты. Если откроется эта дверь, бежать ей будет некуда, хоть Командор и говорил, что Мэнсики в эту комнату никогда не заглядывает. Оставалось лишь верить ему на слово. Однако, что может произойти на самом деле, не знал никто, потому что в этом мире нет ничего достоверного на все сто. Прогнав эти мысли, она подумала об одежде в гардеробе и попросила ее, чтобы с нею и сейчас ничего не случилось . В горле пересохло.

Похоже, Мэнсики принес вещи в стирку. Наверное, каждое утро в этот час он приносит белье за прошлый день. Кинул вещи в стиральную машину, добавил моющего средства, выбрал на панели режим стирки и нажал кнопку запуска. Все это – привычными движениями. Мариэ прислушивалась к звукам его цепочки действий – все они слышались на удивление отчетливо. Вот барабан машинки неспешно завращался. Покончив с этим, Мэнсики перешел в спортзал и принялся заниматься на тренажерах. Выходит, по утрам, пока крутится барабан стиральной машины, он разминается – и делает это под классическую музыку. Из динамиков, закрепленных на потолке, полилось что-то барочное: Бах, или Гендель, или Вивальди. Мариэ разбиралась в классике слабо, и определить, где Бах, где Гендель, а где Вивальди, ей было не под силу.

Около часа она прислушивалась к звукам стиральной машинки, равномерному шуму спортивных тренажеров и музыке то ли Баха, то ли Генделя, то ли Вивальди. Неспокойный ей выдался час. Пожалуй, Мэнсики не заметил, что стопка «National Geographic» немного похудела, а запасы минеральной воды, крекеров и шоколада немного уменьшились. Изменения эти на общем фоне были совсем незначительные. Однако никому не известно, что может произойти. Поэтому терять бдительность нельзя, ослаблять внимание – тоже.