Я промыл кисточки, вымыл руки с маслом и мылом. Спешить некуда. На сегодня – достаточно. Лучше не торопиться с этой работой. Когда господин Мэнсики придет сюда в следующий раз, я с натуры детализирую портрет по нанесенным на холст контурам. Эта картина будет заметно отличаться от всех моих прежних работ. Такое у меня было предчувствие. И еще: она нуждается в живой модели .
Странно, подумал я.
Откуда это мог знать Ватару Мэнсики?
Посреди той ночи я опять проснулся – как и накануне. Часы у изголовья показывали 1:46. Почти то же самое время, что и вчера. Я сел на кровати и прислушался в темноте. Насекомых не было слышно. Окрестности погрузились в тишину, будто я находился на дне глубокого моря. Прошлая ночь словно бы повторялась. Только – одно отличие – за окном царила кромешная тьма. Все небо заволокли густые тучи, целиком скрывая собой почти полную осеннюю луну.
Окрестности переполняла абсолютная тишина. Нет, не так. Конечно, не так. Та тишина не была абсолютной. Затаив дыхание, я прислушался, и до меня донесся едва различимый звон бубенца – будто он выныривал из-под тишины. Под покровом темноты кто-то звенит бубенцом. Как и вчера – обрывками, время от времени. И теперь я знал, откуда доносился тот звук – из-под кургана посредине зарослей. Даже проверять не нужно. Я только не знал, кто и зачем звенит тем бубенцом. Я встал с кровати и вышел на террасу.
Безветренно. Начинал накрапывать дождь. Незаметный глазу и бесшумно окропляющий землю мелкий дождь. В окне усадьбы Мэнсики горел свет. Что происходило там внутри – отсюда, с другой стороны лощины было непонятно, но было ясно одно: Мэнсики еще не спит. Такая редкость – видеть свет в его окнах в такой поздний час. От измороси намокала одежда, но я смотрел на тот огонек и прислушивался к едва различимому звону бубенца.
Вскоре дождь усилился, я вернулся в дом и, не в состоянии быстро уснуть, расположился в гостиной на диване и листал страницы начатой книги. Не хочу сказать, что книжка читалась с трудом, но как бы я ни старался вникать в содержание, мои мысли были далеко, и я лишь следовал глазами за иероглифами – строчка за строчкой. Но даже это было лучше, чем сидеть и, ничего не делая, невольно слушать звон того бубенца. Конечно, я мог включить погромче музыку, чтобы его заглушить… Но не стал. Я должен был слушать этот звон. Почему? Он предназначен мне . Я это понимал. И звон этот не прекратится, пока я что-нибудь не предприму. Он так и будет по ночам сводить меня с ума, лишая спокойного сна.
Нельзя сидеть сложа руки . Нужно что-то сделать, чтобы унять этот звон. Для этого прежде всего следует понять его – посылаемого мне как знак – смысл и предназначение. Кто и для чего каждую ночь шлет мне сигнал из такого невразумительного места? Но я был изрядно подавлен и сбит с толку, чтобы мыслить логически. Один я не справлюсь. Нужен чей-то совет. Таким собеседником я видел лишь одного человека.
Я опять вышел на террасу и посмотрел на дом господина Мэнсики. Свет там уже не горел. Лишь тускло тлели маленькие садовые фонари в том месте, где находился дом.
Звон бубенца стих в 2:29 – примерно в то же время, что и вчера. Вскоре вернулся и стрекот насекомых. Осенняя ночь снова наполнилась этим оживленным хором природы, будто ничего не произошло. Все повторялось в том же порядке.
Я лег в постель и заснул под стрекот насекомых. Хоть и был я в растерянности, однако, как и прошлой ночью, сразу погрузился в сон. Опять глубокий и без сновидений.
12
Как тот безымянный почтальон
В ранний утренний час пошел дождь, а к десяти перестал. Позже стало проглядывать голубое небо. Впитавший морскую влагу ветер неспешно сдувал облака на север. Ровно в час Мэнсики был у меня. Звонок в дверь практически совпал с сигналом точного времени по радио. Пунктуальные люди – не редкость, но настолько точных, как он, я до сих пор не встречал. Не думаю, что он терпеливо дожидался за дверью, пока секундная стрелка не завершит оборот, и только потом позвонил. Нет, заехав вверх по склону, он просто поставил машину в том же месте, своим обычным шагом подошел к крыльцу, и в тот миг, когда надавил на кнопку дверного звонка, по радио прозвучал сигнал точного времени. Поразительно.
Я провел его в мастерскую и посадил на тот же стул. Поставил на проигрыватель пластинку Рихарда Штрауса «Кавалер розы» и опустил звукосниматель. На то же место, где мы закончили слушать накануне. Весь порядок был повторением прошлого визита. Различие лишь в том, что на сей раз я не предложил напиток и попросил Мэнсики позировать: посадил его на стул, повернув вполоборота налево, чтобы его глаза были слегка обращены на меня.
Читать дальше