Харуки Мураками - Возникновение замысла [litres с оптимизированной обложкой]

– Пожалуй.

Он по-прежнему не отнимал пальцев от виска, только они уже не двигались.

– И вот что меня интересует: не промелькнула ли у вас за этот час хотя бы одна шальная мысль – бросить меня в этой яме? Я нисколько на вас не обижусь, поэтому хочу, чтоб вы ответили честно.

Он отнял пальцы от виска, опять взял бокал и медленно покачивал им. Только теперь губами к бокалу не прикоснулся – прищурившись, он вдохнул аромат напитка и вернул бокал на стол.

– Ничего подобного мне в голову не приходило, – честно ответил я. – Даже мельком. В голове крутилось лишь одно: час пройдет – и необходимо будет отодвинуть крышку и вызволить вас оттуда.

– Правда?

– Стопроцентная.

– А был бы я на вашем месте… – заговорил Мэнсики, будто доверяясь мне, и голос у него был очень спокойным, – …наверняка бы задумался. Меня бесспорно одолевал бы соблазн оставить вас навеки в том склепе. Вряд ли такой случай представится вновь .

У меня не было слов. И потому я молчал.

Мэнсики продолжил:

– Сидя в склепе, я только об этом и думал: окажись я на вашем месте, непременно маялся бы от этой мысли. Странно ведь, да? На самом деле на поверхности были вы, а я – под землей, но при этом постоянно представлял себе все наоборот.

– Но тогда б я умер от голода. И в самом деле – звонил-звонил в погремушку да и превратился бы в мумию. И даже при этом вам было бы все равно?

– Это просто игра воображения, если можно так сказать – бредовая идея. Конечно же , на самом деле я и не подумал бы так поступить. Просто я даю волю своему воображению и обыгрываю в сознании смерть сугубо гипотетически. Поэтому не беспокойтесь. Даже не так – для меня, наоборот, непостижимо, что вы совершенно не ощутили такого соблазна.

Тогда я сказал:

– Мэнсики-сан, а вам было не страшно остаться одному на дне того склепа? Тем более, что вас не покидала мысль, будто я поддамся на соблазн и брошу вас там?

Мэнсики только покачал головой.

– Нет, было не страшно. Хотя в глубине души я, быть может, надеялся, что вы так и поступите.

– Надеялись? – удивленно воскликнул я. – В смысле – что я брошу вас на дне ямы?

– Да-да.

– То есть вы не усматривали ничего плохого в том, чтобы оказаться брошенным на произвол судьбы?

– Нет, вовсе не значит, что я помышлял умереть. У меня все-таки еще есть привязанность к этой жизни. К тому же смерть от голода и жажды меня отнюдь не прельщает. Я просто хотел хоть немного, но – попробовать соприкоснуться со смертью . Понимая, что грань между жизнью и смертью очень тонка.

Я задумался над его словами, хоть пока и не понимал, что именно Мэнсики пытается этим сказать. Я ненароком бросил взгляд на Командора – он по-прежнему сидел на этажерке с абсолютно безучастной миной.

Мэнсики продолжил:

– Самое страшное, если ты заперт в тесном и темном пространстве, – это не умереть. А задуматься: не придется ли мне жить здесь вечно? Придет в голову такая мысль – и от страха прямо спирает дыхание. Преследует навязчивая иллюзия, будто окружающие стены сомкнутся и меня раздавят. Чтобы выжить, человеку необходимо во что бы то ни стало преодолеть этот страх. А это означает – преодолеть самого себя. Для этого необходимо бесконечно соприкасаться со смертью.

– Но это же опасно…

– Как в истории с Икаром, который приближался к Солнцу. Определить ту грань, где предел соприкосновения, вовсе не просто. Это опасная работа с риском для жизни.

– Однако преодолеть страх, преодолеть себя, избегая такого соприкосновения, не получится.

– Вот именно. А без этого человек не сможет подняться ступенью выше, – произнес Мэнсики и о чем-то задумался. Затем неожиданно, как мне показалось, встал, подошел к окну и выглянул на улицу.

– Похоже, дождь не перестал, но там лишь легкая морось. Давайте выйдем на террасу – хочу вам кое-что показать.

Мы перешли из столовой в гостиную этажом выше, а оттуда – на террасу, просторную и облицованную плиткой на южноевропейский манер. Опершись на деревянные перила, мы разглядывали пейзаж лощины. Терраса Мэнсики могла бы запросто служить смотровой площадкой для туристов, такой с нее открывался вид. Дождь действительно теперь больше напоминал туман. Окна домов на склонах с другой стороны лощины по-прежнему ярко светились. Лощина была той же самой, но если смотреть на нее с другой стороны, впечатление складывалось совершенно иное.

Над частью террасы выступала крыша, под которой стояли шезлонги, или, если угодно, – кресла для чтения книг полулежа. Рядом располагался низенький столик со стеклянной крышкой, куда удобно класть книги и ставить напитки. Тут же стоял горшок с декоративным зеленым растением, какой-то высокий прибор под кожухом из полиэтилена. На стене висел прожектор, но его не включали. Свет в гостиной тоже был притушен.