Татьяна Устинова - Свиданье с Богом у огня. Разговоры о жизни, любви и самом важном

Мы хотим, чтобы впереди было море, гамак между соснами, и дни длинные-длинные, и радость жизни полная-полная, и пирог с малиной горячий-горячий, и огурцы, купленные у бабки, только что с грядки, а не выращенные на «гидропонике». Когда-то наша биологичка пыталась втолковать нам, что такое эта самая «гидропоника», но я так и не поняла. Поняла только, что с грядки лучше.

– А ты на встречу с классной ходила? – тревожно, как шмель в летних зарослях крапивы, гудела в трубке подруга. – А деньги на охрану у вас уже собрали? И почем охрана? У нас полторы, и говорят, что еще потом дособерут. А англичанка все та же или вам поменяли?

Ох, не ходила я на встречу, и про деньги на охрану мы каждое утро забываем, хотя уже сто раз в школе напоминали, что нужно положить их ребенку в рюкзак или в карман, чтобы он «сдал».

И мы не положили, и он не сдал.

Мы ищем «дверь в лето».

И без толку, без толку!.. Нет ее, этой двери. Сентябрь за окнами, темнеет рано, птиц не слышно боле, и далеко еще до первых зимних бурь… Впрочем, это все мы будем зубрить во время надвинувшегося на нас учебного года.

А двери нет.

Как всегда, ее отыскала моя мама, самая неправильная из нас. Мало того, что она «неправильная», она еще… оптимистка.

– Танюш, – сказала мама в телефонную трубку, и голос у нее, не в пример подруге, был очень веселый, – поедем отдохнем немного от сентября, а?

– Как отдохнем?! – тяжко поразилась я. – Учебный год только начался, нужно втягиваться в работу. И на встречу с классной я так и не сходила, и деньги за охрану…

– Да ладно! – перебила моя неправильная мама. – Успеем мы втянуться. Поехали, а?..

Если бы вы знали, как были счастливы дети, что мы едем «отдыхать от сентября»! Как орали, скакали, как моментально собрались, как скулили, чтоб скорей, скорей, как влезли в машину и уселись там со встревоженными лицами – вдруг мы передумаем?..

Но мы не передумали. И бездельничали целую неделю, нисколько себя не ругая.

Ребята, в этой грянувшей осени нет никакой фатальной окончательности, вот что!.. И приговора нет. Лето прошло, но мы-то остались, и далеко еще до первых зимних бурь, и льется чистая и теплая лазурь… Вот, ей-богу, льется!..

Однажды мы всерьез поругались.

Не знаю, что на него нашло.

Он наговорил гадких слов и, уже договаривая, понял, что делает что-то непоправимое, и голос у него стал испуганный, и мне показалось, что договаривал он через силу, изо всех сил желая остановиться, но все же договорил – по своей мужской привычке доводить дело до конца.

Мы не помирились сразу, а это катастрофа.

Я не умею жить, отравленная ссорой, не могу дышать ее воздухом и на самом деле не знаю, как это получается у женщин, умеющих виртуозно и продолжительно ссориться!..

Он положил трубку, а я стала ходить из комнаты в комнату.

В одной комнате у нас светлые полы, а в другой – темные. Я ходила и смотрела под ноги, сначала на светлое, а потом на темное. Мне было очень жалко себя, несправедливо обиженную. И свою жизнь, которая, считай, пропала. И вдруг я стала думать, что было бы со мной, если бы его вообще не было. Не в том смысле, чтоб он… умер, а в том смысле, если бы мы с ним не встретились. Ну просто не встретилась, и все. Мне сорок лет, и я точно знаю, что не встретиться нельзя. Это в восемнадцать кажется, что можно промахнуться, упустить, пройти по соседним улицам, открыть не ту дверь.

Нельзя. Этот самый шанс предоставляется всем и всегда. Другое дело, что он единственный, и в этом суть дела. Мы все – взрослые, а не восемнадцатилетние – точно знаем, кто именно был «шанс». Правда? И точно знаем, почему мы его упустили, если упустили. И благодарим небеса, если все случилось.

Ну, вот я ходила и представляла, что его в моей жизни нет. Я не знаю, как он говорит, как думает, как хохочет. Я понятия не имею, как он дышит или молчит. Я не знаю, как пахнет его одеколон и как он водит машину.

И некому смотреть в глаза, и сопеть в ушко, и не на кого обижаться, и некому звонить – его же нет!.. Некому варить кофе, и жарить омлет, и ныть, чтоб быстрей приехал, и ругать, что приехал поздно, тоже некого. Его нет, а проделывать все это с кем-то другим невозможно, потому что – зачем?.. И еще я понятия не имею, что он думает о жизни, вселенной и вообще, а мне же нужно знать, что думает обо всем этом именно он! Я не рассматриваю придирчиво его джинсы и рубашки, чтобы в очередной раз убедиться в том, что он самый красивый из всех известных мне мужиков. Ну, пусть не самый и не красивый, но все же лучше остальных, по крайней мере для меня, а я об этом даже не знаю, потому что… его нет и никогда не было.