Дарья Сойфер - Лайки вместо цветов

Матвей кашлянул. Вот о профессионализме он думал в последнюю очередь.

– Мне кажется, ты сейчас… Ну, на взводе, что ли…

– Не хочешь связываться с истеричкой? – горько усмехнулась она. – Ладно, я… Мне лучше пойти…

– Подожди. Ты… Не так поняла… Пошли. – Он повёл Леру в комнату, прикрыл её глаза ладонью, легонько подтолкнул внутрь.

Проверил, чтобы всё было идеально, и лишь тогда позволил смотреть.

Она стояла в красном платье посреди комнаты, отблески свечей плясали на её коже, отражались в тёмных глазах. Матвей любовался ею и думал, что хочет эту женщину. Не в смысле переспать прямо сейчас, хотя не без этого, конечно. Просто хочет видеть её рядом. Изо дня в день пить жидкий огонь маленькими глотками – и чувствовать, как внутри закипает жизнь. И пусть она не соглашается, пусть спорит, воюет, дерётся, даже, черт возьми, доминирует. Только пусть будет рядом.

– Тебе нравится? – спросил он, когда её молчание начало порядком напрягать.

Лера посмотрела на него пугающе странным, почти отрешённым, взглядом.

– Я никогда не занималась сексом при свечах.

– Это хорошо или плохо?

– Это возбуждает. – Она улыбнулась.

Матвей подошёл к ней сзади, провёл пальцами по плечам, убрал гриву кудрей, поцеловал в шею и ощутил губами, что её кожа покрылась мурашками. Он не хотел торопиться. Взялся за язычок молнии, дразняще медленно потянул вниз, пока лямки сами не упали с плеч, и Лера вздрогнула. Умелое прикосновение к застёжке – и лифчик безвольно повис.

– Я знал, что это платье тебе пойдёт… – шепнул Матвей, гладя обнажённые лопатки и знакомую родинку чуть ниже. И вдруг понял, что сболтнул лишнего, но что хуже – она тоже поняла. Спина напряглась, выпрямилась, Лера отстранилась и обернулась, прижимая ткань к груди.

– Что? Откуда ты знаешь Настино?.. Стоп, – она тряхнула головой, – это ведь не Настино платье?

Матвей не хотел испортить вечер ложью и просто кивнул, готовясь к взрыву гнева и, возможно, членовредительству.

– Значит, ты всё это… – Она обвела взглядом комнату. – Спланировал заранее?

Снова кивок.

– А Настя вообще больна?

– Сильно сомневаюсь.

– А Аделина? Её ты тоже убедил идти на бал?

– Слушай, ну я же не Господь Бог!

– Ну да, – она усмехнулась, – главное, ты это понимаешь.

– И? – Матвей замер в ожидании бури, но Лера почему-то рассмеялась, запрокинув голову. – Ты чего?

– Сильно, Соломатин, – выдала она, улыбаясь. – Теперь я поняла, чему тебя учили в Принстоне… Скажи, зачем тебе всё это? Ты ведь можешь получить секс гораздо меньшими усилиями. Просто выйди вечером в бар или клуб. Разве нет?

– Мне не нужен секс как таковой. – Он заправил прядь волос ей за ухо. – Мне нужна ты.

– Ладно, – просто согласилась она, – заслужил, – опустила руки, и одежда грудой тряпья упала к её ногам. Перешагнула платье и осталась стоять перед Матвеем на каблуках в одних трусиках. – Вот она я, Соломатин. Делай со мной, что хочешь.

И он сделал. Уложил её на матрас и заставил время течь в своём темпе. Наслаждался каждым касанием, каждым поцелуем, прерывистым вздохом и запахом. Запоминал причудливый рисунок родинок на её теле, будто это были отметки на карте сокровищ. Любовался едва заметным пушком на коже, лодыжками, коленками и этой её манерой поджимать пальцы ног в моменты удовольствия. Оттягивал собственный финал для того, чтобы она пережила всю гамму ощущений, показал ей всю палитру своих умений, хотел затмить всех, кто у неё когда-то был. Выложился на полную, и если бы это был бы не секс, а экзамен, ушёл бы из аудитории под аплодисменты профессуры.

Покупая землю в Захарьево и старый особняк, Матвей не думал, что это место будет хоть как-то ассоциироваться с плотскими забавами. Но даже много лет спустя одного названия Соломатину хватало, чтобы в памяти всплыли обычный матрас, свечи и Лерины хрипловатые вскрики и всхлипы, а в штанах стало до боли тесно.

И позже, когда дыхание восстановилось и пульс снизился до отметки «можно в космос», Матвею впервые захотелось не уснуть, а начать задавать неудобные вопросы, как обычно делали его бывшие. Из серии «что будет с нами дальше» или «какими ты видишь наши отношения». К счастью, у Соломатина хватило ума промолчать. Спугнуть Леру было легче, чем закоренелого холостяка упоминанием ЗАГСа в разговоре. Нет уж, теперь, когда установилось шаткое подобие перемирия, Матвей ставить на кон всё ради пары слов не собирался. Он войдёт в её жизнь маленькими шажочками, постепенно, без суеты. И пусть это займёт кучу времени, однажды Лера откроет глаза и поймёт, что дышать не может без золотого принстонского мальчика. И они будут вместе приезжать на выходные в Захарьево, когда уже закончится реставрация, любоваться старым дубом…