Ринат Валиуллин - Безумие [litres]

– Я только что оттуда, я знаю, даже на нашем пятачке под соснами сидят двое и пьют пиво, плевать они хотели на ночь, – тянул я Шилу на кухню, она меня в спальню. В итоге Артур уступил.

– Тебя не было два часа. Это самые длинные два часа в моей жизни. Как же я соскучилась по тебе.

– Я дошёл до цветочного, а там на дверях записка, «Буду через 20 минут», решил погулять ещё, вернулся через час, всё та же записка. Это были самые длинные двадцать минут моей жизни, и они всё ещё не прошли, представляешь?

– Я так и подумала, что ты из-за букета.

– Нет, не из-за, а за.

– Теперь я понимаю, что за… коза я, тебя мучаю, сама потом страдаю.

Артур усмехнулся её шутке:

– Живёт коза лохматая, капризная, пузатая, живёт со мной, – перефразировал детский стишок.

– Пойдём спать, – прижилась она в моих объятиях. Мы завалились на кровать, которая не раз была исписана любовью, нашей любовью.

К расстояниям любовь относилась с прохладцей. Она начинала кашлять, чихать. Ей нездоровилось, и часто кружилась голова, а потом она начинала охать, что ещё немного, и она начнёт кружиться совсем от других мужчин.

На душе у неё было неприятно, будто кошки скребли… новые обои. Шила не любила длинные телефонные разговоры, но ещё больше она не любила длинные безответные гудки. Мои гудки. Я знал, что ей постоянно нужна была связь со мной, ей необходим был мой голос, вплетённый в неё, как ленточка в косу. Я и сам в нём нуждался. Хотя мог логически переживать молчание трубки, представляя, как абонент прогуливается на свободе вдоль колючей проволоки по ту сторону зоны. Она – нет, она начинала набирать снова и снова, и так сто пятьдесят раз подряд, пока не дозвонится. Затем она, как котёнок, долго гоняла по полу клубок своих проблем. То отпуская его, а потом снова нагоняя и набрасываясь жадно, как на добычу, снова путаясь и отбегая. Как обычно, тем самым сильным полом был я.

– Почему ты не брал трубку?

– У меня же занятия.

– Стюардессы, понимаю, короткие юбки, длинные ресницы, пронзительные взгляды.

– Да, и шампанское, как VIPу.

– Очень важная персона, – расшифровала аббревиатуру жена. – Я злая, но мне тебя не хватало.

– У тебя раздвоение личности.

– Нет, раздвоение – это другое.

– Какое?

– Я тебе скажу про раздвоение личности: это когда часть тебя хочет спать, а вторая – переспать.

– В любом случае, – рассмеялся я, принимая вчерашние извинения жены, когда я пытался привести в чувства её прелести, но взять их в аренду у засыпающего тела не получилось, – береги свои нервы, не на чем потом будет играть. Нервная система самая важная из всех поставленных человеку Всевышним.

– А как же внутреннего зажигания? – на глазах раздобрела сердитость жены, став толстой, ленивой и сонной.

– У тебя оно слишком раннее, – улыбался я в трубку.

– Хватит паясничать, я всё ещё зла. Я не хочу ничего беречь, я живу один раз. Посмотри, сколько раз я тебе звонила.

– Двадцать один. Очко.

– У тебя не нервы, а стальные канаты.

– Нет, у меня струны. Шесть струн, как чувств у гитары, – механически посмотрел я на пальцы и вспомнил, как мучил бедный инструмент в детстве, но дальше шести аккордов дело не пошло, хотя мозоли на подушечках пальцев от баре, частушек и лестницы имели место.

– В таком случае у меня их осталось три, как у балалайки.

– Как мало.

– Зато эффективно, буду тренькать тебе, пока не ответишь.

– Чувствую, дело пахнет испанским воротником.

– Успокойся, марьячи, сейчас это не в моде, сейчас не дерутся за дам, как раньше, не поют им серенады, не лезут из-за них на рожон.

– Да, чёрт, как скучно мы живём. С этим надо что-то делать.

– Даже к скуке у него был деловой подход, – иронизировала жена. Это был хороший признак, признак предмета любви. – Чем займёмся сегодня?

– Любовью, давай тупо займёмся любовью.

– Мне нравится ход ваших сперматозоидов.

Самое сильное признание – без слов. Всё решают оголённые части тела, словно провода, по которым течёт ток. Чувствую, как во мне просыпается высоковольтный столб. Шила хотела, чтобы её ударило током немедленно. Я поспешил домой.

Она, обнажённая, лежала словно закладка в раскрытой книге дивана. Я не знал, когда дочитаю этот роман. Нет, не то чтобы роман был не интересен, просто хотелось читать бесконечно долго.

– Ты опять ушёл в себя? Давай возвращайся, а то мне скучно. Слышишь? – гладила собаку, сидя у телевизора, Шила.

– Меня отстранили от полётов.