Эрик Де Кермель - Хозяйка книжной лавки на площади Трав

Однако десять книг сразу они не покупают, потому что желают превратить еженедельное посещение книжной лавки в почти неизменный ритуал. Иногда они извиняются за то, что пропустили неделю, и это меня забавляет. Иногда случается, что это они ставят меня в известность о скором появлении какой-то книги, и делают это с наслаждением лакомки, если восторженно и безоговорочно любят ее автора и книга – его новая вещь, о которой он только что объявил.

Некоторые клиенты используют лишь часть магазина – всегда осматривают один и тот же стеллаж. Разумеется, есть любители детективов, но есть и те, кто интересуется одними эссе или только разделом «Психология». Эти «специалисты» становятся знатоками; я люблю разговаривать с ними, потому что сама я – универсал, а они часто помогают мне обнаружить жемчужины, о которых я не знала.

Когда я в первый раз увидела Хлою, ее сопровождала мать.

Они не были похожи, и тем не менее то, что это мать и дочь, бросалось в глаза. Хлоя – красивая девушка, высокая, черноволосая, смугловатая, с ясными глазами, но с постоянно ускользающим взглядом.

Ее мать – склонная к полноте блондинка со светлой и нездоровой кожей, говорит она сухо и решительно, практически не оставляя в разговоре места для посторонних тем.

Меня поразила их манера одеваться. Ее трудно назвать стилем – настолько она классическая, печальная и несовременная. Строгая куртка, всегда темно-синего цвета, под ней – красная или серая плиссированная юбка и к ним – всегда черные туфли-мокасины.

Ни малейшего риска, что чей-то взгляд проникнет под декольте: обе они носили на шее платки с набивным рисунком; я предполагаю, что на платках был логотип какой-нибудь крупной парижской компании.

В Юзесе подобные наряды такая редкость, что обращают на себя внимание! В Нейи или в Бордо они, конечно, не так заметны.

Хлоя шла за своей матерью между стеллажами. Три книги, которые они выбрали, все были взяты с полки, где стоят самые классические произведения французской литературы.

Они были сложены рядом с кассой. Ламартин, Гюго и Стендаль. Я решила, что это книги из списка, который задали прочитать в лицее.

Хлоя взяла их, поблагодарила свою мать, потом обе вежливо попрощались со мной и вышли из лавки.

Примерно через десять дней эта сцена повторилась; на сей раз были выбраны Лафонтен, Рабле и Дюма.

Пока Хлоя благодарила свою мать, я пожелала знать, чем обусловлен этот выбор.

– Эти книги вам посоветовали в лицее?

– Нет, но они идеально подходят для моей дочери. Она очень любит читать.

– А… Прекрасно! И это вы выбираете для нее книги? Может быть, я могла бы посоветовать мадемуазель книги, которые написаны не так давно, но при этом подходят для ее возраста?

Мать пронзила меня взглядом, а Хлоя впервые посмотрела на меня и застенчиво улыбнулась.

– Но я ничего не просила у вас, мадам! Мне кажется, что я, как мать, лучше всех знаю, что именно хорошо для моей дочери!

– Я вовсе не хотела вас обидеть. Это было только предложение.

Когда я пересказала эту сцену Натану, он рассмеялся: не представлял себе, что такое возможно до сих пор.

Для некоторых школ и некоторых семей литература закончилась в конце XIX века.

Стендаль, Бальзак, Гюго и их современники заняли такое место, что их чтение считается обязательной интеллектуальной пошлиной, которую должен заплатить каждый, кто учится быть читателем.

То же происходит при посвящении в искусство, как будто человеку обязательно надо оценить по достоинству фламандскую живопись, романтиков и импрессионистов, чтобы, наконец, полюбить современную живопись.

Только в музыке не были проложены эти навязанные дорожки, потому что она благодаря радиоприемникам вырвалась из концертных залов. Я услышала Кэта Стивенса, «Генезис» и Джоан Баэз задолго до того, как открыла для себя Шуберта и Моцарта.

Для молодежи гораздо естественнее любить современных ей артистов, чем начинать с литературной археологии, чтобы пробудить в себе чувства.

Мое предложение, несомненно, немного радикально, но я убеждена, что образование в области искусства, основанное на педагогике желания, – лучшее средство, чтобы развить истинно свободное критическое мышление, независимое от эпох и мод.

Из-за этих навязанных в школьные годы дорожек многие взрослые потом долго сопротивляются желанию открыть классическую книгу ради удовольствия. И к большому сожалению, первыми жертвами этого сопротивления являются Бальзак, Стендаль и Гюго!