Макс Неволошин - Срез

— Почему тебя это удивляет?

— А, ну… в смысле… Я сам кое-как его осилил. Очень глубокий автор, мощнейший подтекст… Давай поговорим о нем сегодня вечером? Сходим куда-нибудь…

— У меня аэробика.

— А завтра?

— А завтра бассейн.

— Можно я с тобой? Сто лет не ходил в бассейн.

На исходе третьего скоростного заплыва Алик отстал. Сердце подскочило к шее, рвалось на волю. Дина ждала, демонстрируя красивые подмышки.

— Уфф… Ну, мать… Где так вы… училась… плавать?

— На Каме. Повторим?

— Не, я пас.

— Слабак. — с удовольствием произнесла Дина. И скрылась, обдав Алика нежными брызгами.

«На кого она похожа? — думал Алик, мучительно влюбляясь. Ему неожиданно понравилось слово. — Нет, на кого она…» И понял. Татьяна Догилева. «Покровские ворота».

Встречаться с Диной в романтических условиях оказалось крайне сложным. Условия отсутствовали напрочь. В основном Алик провожал ее до общаги — из бассейна, фитнеса или читального зала. Алик стал меланхоличным, как Пьеро. Иногда ему мерещилось, что она так специально. Из вежливости. Боится обидеть, сказать прямо, что… В голове его поминутно возникали ужасные стихи. Ты и сама не знаешь, Дина, насколько мне необходима. Ведь без тебя навеки, Дин, могу остаться я один… Вдруг случился праздник: родители Алика разъехались по командировкам.

— Выходи за меня. — сказал он после успешной интимной встречи.

— Как-то быстро это все… — ответила Дина, — надо подумать.

— О чем?

— Хотя бы о том, где мы будем жить.

Интеллигентные родители Алика с трудом притворились, что выбор сына их не огорчил. Не смертельно то есть. Все можно пережить. Особенно переживала мама — работник телевидения, автор культурных программ. Когда Дина явилась на смотрины, мама завела шумную беседу о себе. Это была ее любимая тема. Мама заканчивала книгу «Мои Олеги». Интервью и встречи с Табаковым, Ефремовым, Далем, Янковским и Басилашвили. Табаков — он такой милый! Озорник, гений! Но как обаятелен и прост. Помню мы с ним…

— Оригинально, — перебила Дина будущую свекровь, — есть идея следующей книги. Мои Мишки. Про Ульянова, Глузского, Козакова, Боярского и мм… Жванецкого. И себя главное не забыть.

— Но Жванецкий не актер… — выговорила мама.

Дина откусила бутерброд с икрой.

— Как похмокгек.

Тут мама поняла, что под одной крышей с этим совхозом она не выдержит и дня.

После свадьбы родители Алика прописали к себе дедушку. Который от ежедневного общения с энергичной теледивой быстро скончался. Молодожены поселились в его однушке. Когда родилась Лиза, жилплощадь поменяли на двушку. Иногда Алик горестно размышлял. Ну вот уйдет он, допустим, от жены. Да! Уйдет. Надоело, черт возьми, быть тряпкой! И… Но минуточку, куда идти-то? Это его квартира. Купленная его родителями. Что он скажет маме?..

Раньше Алик каждое лето ездил на Грушинский фестиваль, отпуска проводил в турпоходах. Теперь это кончилось. Проклятый магазин работал семь дней в неделю. И Алика там всегда ждали дела. Дина об этом позаботилась.

— Заработай дочери на шубу, — говорила жена, — а потом обсудим турпоходы.

— У нее есть шуба.

— Правда? Странно, что ты заметил. А деньги на King’s College у нее тоже есть?

— Можно и здесь учиться. — вяло отбивался Алик.

— Нет уж. Хватит с нас одного «здесь ученого». Моя дочь будет учиться в Лондоне. В лучшем колледже. Ты слышал?

— Да слышал, слышал.

Беременность Дины с рождением Лизы толком не прошла. Выросшие части тела остались при ней. Даже подросли еще немного. Шейпинг был давно забыт — тут выживать некогда. Деловые костюмы через силу пытались лгать. Байковый халат вываливал правду. «Куда я смотрел?.. — думал в отчаянии Алик, — где были мои глаза? Любой наряд сидит как телогрейка… А лицо? Ведь это не лицо, а блин. Блин с пятью дырками и вечно недовольной гримасой». Все, что он делал, было плохо. Все не так. Не так пылесосил, мыл, чинил, заваривал кофе. Не туда клал вещи. Забывал выносить мусор. Не тем занимался с ребенком. Буквально все жене приходилось делать заново. А она, между прочим, вкалывает как лошадь. Потому что некоторым лузерам охота кушать трижды в день.

«Дурень», «бестолочь», «тупица» легко вылетало из Дины, заменяя Алику имя. Даже на людях. Особенно на людях. Например, когда заходили гости, университетские друзья, и тупица помогал менять блюда. Звучало это вроде бы ласково, шуткой. Но друзья стали появляться реже. Вдобавок сарказма Дины хватало и на гостей. Все реже искрились бокалы, обтиралась пыль с гитары и тихо звучало про снег и дожди, сырую палатку, «и почты не жди…» Дина ненавидела эту песню.