Александр Диденко - Чучело человека [СИ]

Липка искал человека. Все, что он знал, могло уместиться на небольшом клочке бумаги. Липка разглядывал лица прохожих: ты? или ты? Но лица, храня отпечаток безразличия, усталости и обременительных эмоций, сказать о человеке что-либо существенное не могли. Лица до известной степени были одинаковые, и Липка понимал, что лишь наивный исследователь мог воспользоваться подобным методом. Человек не находился. Возвращаться в монастырь, не оправдав надеж патриарха, не имело смысла, а время убегало стремительно и безвозвратно. Липка блуждал по улицам в поиске отправной точки, но и точка не появлялась, потому он изготовился вот-вот сделать худший для себя вывод: определив послушание, старик ошибся.

О разыскиваемом человеке могли знать лишь наиболее влиятельные в «VOSSTANOVLENIE Ltd» лица. Из числа сотрудников Компании, с кем Липке удалось познакомиться, только один имел доступ к такому влиятельному лицу — господину Щепкину, фигуре зависимой и изрядно противоречивой. Щепкин же, в свою очередь, мог иметь информацию о разыскиваемом человеке, и Липка попросил знакомого свести его с Щепкиным, однако знакомого внезапно уволили, и Липка понял, что выбора не осталось. Вечером седьмого июня он подбежал к выезжающей из ворот машине, чтобы бросить записку. Бумажка влетела в окно, автомобиль, набрав скорость, скрылся в пыльном лабиринте города, а Липка вернулся к себе, чтобы, пребывая в полном неведении, дождаться следующего дня. На следующий день ничего не произошло. И на следующий. Через три дня Липка закончил уборку помещения, облачился в плащ и покинул кафе. Придя домой, он заперся в комнате, сел к столу и написал письмо, в котором подробно изложил ситуацию; закончив двумя фразами покаяния, сообщив, что переходит ко второму варианту и попрощавшись с игуменом, Липка передал конверт хозяйке с просьбой отправить по известному адресу, погасил за собой свет и вышел из дома.

Быть может, тот голос с необычными гласными овладел мною, быть может, ледяная темнота успокоила, не знаю, только вновь я уснул, провалился в короткий сон человека. Я понял это не по скудной сентиментальности, но по тому, чем он отличался от прежних моих снов. Это был не совсем мой сон, и вовсе не я. Подросток лет семи сидел на каменном полу и ладонью сметал в небольшие кучи вчерашний мусор. Я ощутил холод камня, ущербность поверхности, всякую невидимую трещинку, и на одно кратчайшее мгновение, мгновение, кратное времени падения далекой звезды, я почувствовал себя одним целым и с этим камнем, и с подростком, который не ведает, зачем он здесь, и с моим странным сном, почувствовал, что для того, кто над нами, нет этой несоразмерной пропасти, что для него наши величины равны, и когда почувствовал, крикнул ему о творимой им несправедливости… но изо рта внезапно исторгся лишь смех, детский смех, на который в подворотню заглянул случайный прохожий.

Увидев меня, прохожий остановился и, подхватив полы плаща, опустился рядом. Он спросил мое имя и протянул большую белую руку, пахнущую стопкой чистой посуды. Я открыл рот, чтобы ответить, но почему-то вновь засмеялся и спрятал ладони за спину. «Липка, — сказал он и повторил: — а как тебя?» Я не знал моего имени и это загородное слово «липка» мне ни о чем не говорило. Вместо того чтобы встать и уйти, как этому учат детей сегодняшние правила пусть не хорошего тона, но безопасности, я взялся за вчерашний мусор. Прохожий какое-то время молча смотрел перед собой, о чем-то мучительно размышляя, затем поднялся и, на секунду опустив мне на голову руку, подхватив плащ, пошел прочь. Тут я помимо моей воли вдруг крикнул ему, что знаю, кого ищет прохожий, что мог быть полезен, что предлагаю отправиться туда вместе… «Звонко смеешься!» — не оборачиваясь, весело бросил прохожий, и я понял, что не сказал ни слова. Я захотел признаться прохожему, что и сам ищу нужного ему человека, только лишь опустил глаза, и в ту же секунду раздались его удаляющиеся шаги.

Пусть это был сон человека, пусть я был ребенком, но краем возвращающегося сознания, восстанавливающегося после долгих лет небытия, я неожиданно ощутил связь между тем, что происходило со мной в те далекие дни и тем, что смутно угадывалось в ближайшем моем будущем, в будущем, которое я не ждал, которое не планировал, как это свойственно субъектам прагматичным и целеустремленным, в будущем, которое, однако, настораживало. Оглядев себя, я понял, что окончательно пробудился. Я поднялся с каменного пола и направился в ту сторону, где минуту назад растворилась спина моего знакомца. Выбравшись на свет, я обнаружил, что прохожий исчез. «Не приснился ли он?» — подумал я, но тут же отогнал эту мысль, ясно различив в сложнейшем эфире улицы ускользающий запах мытой посуды. Вот он! — я устремился вперед.