Том Кроссхилл - Кошачий король Гаваны [litres]

– Эта крошка за лето отвезла нас до Поукипзи и обратно, – сообщил Латук.

– Так далеко? – удивилась Ана.

Латук кивнул, а потом трижды постучал по боку фургона. Дверь чуть приоткрылась, но было слишком темно, и мы различили внутри лишь магнитофон.

Что-то щелкнуло.

Загремели трубы. Загрохотали ударные. На парковке заиграла «Сальса» Юрия Буэнавентуры, энергичная, бесконечно веселая композиция.

Мы с Аной обменялись изумленными взглядами.

Дверь фургона распахнулась, и наружу посыпались люди. Ребята из группы Латука, Флавия Мартинес с выкрашенными в синий цвет волосами. И мой отец.

Он вышел последним. В синей форменной рубашке и черных слаксах папа выглядел немного неуместно среди толпы ребят. Он неуверенно улыбнулся мне, словно не знал, правда ли ему тут рады:

– Рик!

Я обнял его. Ладно, стиснул изо всех сил. На меня накатила волна облегчения. Как же я по нему скучал, даже сам не догадывался.

– А ты подкачался, – заметил папа, когда я отстранился. Кто-то потянул меня за руку. Флавия! Она кивала в такт музыке.

– Пошли, сальсерито, – улыбнулась она.

Я неуверенно взглянул на отца, но тот уже подошел к Ане и протянул ей руку:

– Можно тебя пригласить?

Я озадаченно на него уставился.

– Что? – переспросил папа. – Я кое-чему научился.

И мы стали танцевать. Я с Флавией, папа с Аной. Латук с ребятами хлопали и одобрительно кричали.

Поначалу я держался настороженно, нервно – ожидал, что Флавия станет надо мной смеяться. Но пару тактов спустя осознал одну простую вещь: Флавия хорошо двигалась, но не особенно разбиралась в сальсе. Я сделал пару поворотов, ведя ее из стороны в сторону, и это все, что Флавия могла повторить.

Я не стал на нее давить. Мы танцевали незатейливо. Краем глаза я следил за папой и Аной. Разумеется, отец путался, но попадал в такт и явно был доволен собой. Улыбался от всей души вместе с партнершей.

В самом конце я отпустил Флавию и немного поимпровизировал – потряс плечами, повращал торсом, повыделывал эффектные па ногами. Она захлопала, закричала «ого!» и засмеялась.

И в этом смехе не было ни капли издевательства.

Мне стало удивительно легко. Теперь я мог выдержать что угодно. Давайте сюда Роба Кенну, я с ним разберусь.

Заиграла новая песня – «Pasaporte», завораживающая, проникновенная вещь.

– Покажите нам, Рик! – крикнул Латук. – Ты и Ана.

Ана посмотрела мне в глаза.

– Давайте, давайте! – подбодрила нас Флавия.

Я подал Ане руку.

Кажется, мы улыбались. Точно не знаю.

– Посмотрим, чему вы научились, – улыбнулся Латук, но его слова прозвучали словно издалека.

Мы с Аной стали танцевать.

Далеко позади остались Вальдес с его угрозами, Пабло с его замечаниями. И то, что мучило нас, вся эта неловкость, надежда и отторжение… мы расстались с ними где-то над Мексиканским заливом.

На нас смотрели папа, Флавия, Латук с друзьями, но это было не важно. Мы слышали их ахи и охи и все равно танцевали так, словно остались одни на этой парковке.

Это все, что я расскажу вам о нашем танце. Может, я эгоист, но не всем надо делиться. Даже если ты кошачий король Гаваны.

Две мои страсти поспособствовали созданию «Кошачьего короля Гаваны».

Первая – любовь к Кубе и всей ее неоднозначности. Этот остров, который в один день кажется утопией, в другой – антиутопией, а в третий – чем-то средним.

В общей сложности я провел на Гаване почти год. Ездил в переполненных автобусах, выстаивал длинные очереди за предметами первой необходимости, наслаждался прогулками по Малекону… И все равно понимаю, что затронул только верхний слой кубинской жизни. Всеми своими достоинствами эта книга обязана моим кубинским друзьям и коллегам, которые здорово помогали советами. Всеми недостатками – ограниченности моего восприятия.

И все же я надеюсь пробудить в читателях желание отправиться на Кубу и оценить все самим – с уважением и признательностью.

Вторая же страсть – танец.

Ненавижу слова «это невозможно, ты не справишься». Скажите их мне, и я убью дни, месяцы и даже годы, пока не докажу вам, что вы не правы.

Именно так я выучил английский настолько, чтобы писать книги (мои одноклассники-латыши смеялись над самой возможностью подобного). Так выбрал физику своей специализацией в колледже (этот предмет вечно оставался черной меткой в моем школьном табеле). И так же научился танцевать.

Впрочем, я не всегда страдал подобной реакцией.

В начальных классах, когда я не успевал по физкультуре, родные сказали: «Все в порядке. У тебя есть друге таланты. Спорт – это не твое».