Эндрю Хёрли - Лоуни

Он снова окинул нас взглядом, подошел сзади к коляске Элс, развернул ее и покатил в дом.

Мы вовремя убрались со Стылого Кургана.

Когда мы наконец оказались рядом с дотом и обернулись назад, море билось о камни рядом с «Фессалией». Горы пены росли, зависали в воздухе и распадались, исчезая в перекатывающихся валах соленой воды. Песка больше не было видно.

Хэнни был очень доволен, что вернул себе часы. Он все время показывал их мне, чтобы я говорил ему, сколько времени.

— Мы опаздываем, Хэнни, — сказал я. — Это единственное, что сейчас имеет значение.

Когда мы вернулись в «Якорь», отец Бернард стоял на дороге, высматривая нас.

— Давайте быстро, вы оба, — поторопил он, когда мы подошли. — И поскорее, пока вашу мать не хватил удар.

Все уже ждали с каменными лицами в автобусе. Мать засучила рукав, чтобы видны были часы, и окинула меня взглядом. Ей даже ничего не нужно было говорить.

Я сел рядом с Хэнни. Он улыбался мне и прикладывал пальцы к губам в том месте, где Элс поцеловала его. Я взял его за руку и отвел в сторону.

— Оставь это, Хэнни, — сказал я и бросил на него выразительный взгляд.

Он опустил голову. Я не собирался отчитывать его. В конце концов, это была не его вина. Я просто не хотел, чтобы Мать видела.

Так я сказал самому себе. Но была и другая причина, которую в то время я не хотел признавать, но сейчас она кажется очевидной. Зависть. Но только в том смысле, в каком я завидовал мальчишкам в школе, чьи сексуальные подвиги поднимали их над общей массой школьных люмпенов.

Не то чтобы я особенно стремился получить их опыт — упаси Боже, это жуть какая-то, — но хотелось принадлежать к их клубу, членство в котором гарантировало, что твои кроссовки не окажутся в загаженном унитазе раздевалки спортивного зала, а ребрам не грозят синяки от столкновений с точно нацеленными локтями соучеников в школьном коридоре. Секс как таковой не имел значения. Я им не интересовался.

Наверно, я завидовал, потому что этот поцелуй был напрасно подарен Хэнни. Ни для него, ни для других ребят из его класса в Пайнлендс он не имел никакого значения. А ко мне было бы приковано внимание всех ребят в раздевалке, когда я описывал бы приключение во всех подробностях. И тогда обо мне думали бы совсем по-другому, хотя бы в последнем семестре. И все изменилось бы. Может быть. Не знаю.

Хэнни снова коснулся лица. На подбородке у него все еще оставались следы помады, которые Леонарду не удалось стереть. Я гадал, заметила ли Мать, поскольку она замечает всякое изменение во внешности Хэнни. Но она сидела спиной ко мне и, как и все остальные, молча смотрела в окно.

Никто не раскрывал рта, пока не проехали несколько миль, потом миссис Белдербосс постучала по спинке сиденья отца Бернарда.

— Остановитесь, преподобный отец, — попросила она, и он затормозил у обочины. — Посмотрите.

Все выглянули из окон. Стайка ярко-красных бабочек кружилась над полем, меняя свои очертания, извиваясь и скручиваясь в спираль, как единый организм.

— Приходилось ли вам видеть что-нибудь столь прекрасное? — воскликнула миссис Белдербосс.

— Что это они тут красуются? Еще слишком рано для них, — удивился мистер Белдербосс. — Они погибнут, не успеет ночь наступить.

— Это Божий мир, мистер Белдербосс, — улыбнулся отец Бернард. — Не сомневаюсь, Он знает, что делает.

— Я думаю, это добрый знак, — сказала миссис Белдербосс Матери и положила ладонь на ее руку. — Бог будет с нами, когда мы поедем в обитель.

— Да, — согласилась Мать, — может быть.

— Я уверена, — повторила свою мысль миссис Белдербосс.

Вообще добрые знаки и чудеса попадались всегда и повсюду.

Отец Уилфрид не раз говорил, что христианский долг призывает нас видеть то, чего научила нас видеть наша вера. Соответственно, Мать нередко приходила домой с работы с кучей всяких рассказов про то, как Бог распознал годных для вознаграждения за добро и недостойных — тех, кого следовало наказать за зло.

У дамы, которая работала в букмекерской конторе, выросли на пальцах бородавки, потому что она целый день пересчитывала грязные деньги. Дочь Уилкинсонов, побывавшая в клинике на Финчли-Роуд, о которой прихожанки Сент-Джуд говорят только шепотом, сбила машина — и недели не прошло, — так что ее таз треснул пополам, и сделать ничего было нельзя. И наоборот, одна пожилая дама приходила каждую неделю за молитвенными карточками, а кроме того, целых десять лет занималась сбором денег для Cafod [19] Cafod — Католический фонд помощи развивающимся странам. , и она выиграла путешествие к Фатиме [20] Город в Португалии, центр христианского паломничества. .