Йоханнес Зиммель - Весной в последний раз споет жаворонок

Телефонный разговор.

— Господин доктор Марвин?

— Да. Что случилось, черт возьми?

— Это Мириам Гольдштайн из Любека.

— Кто?

— Мириам Гольдштайн.

— Мириам Гольдштайн… О, простите! Я спал. Честно говоря, очень крепко… Сколько сейчас… Половина шестого утра…

— Я знаю, что неприлично звонить в такое время, господин Марвин. Извините, пожалуйста. У нас в Германии уже половина одиннадцатого. Пять часов разницы… Я не стала бы звонить, если бы это не было так срочно…

— Говорите, пожалуйста! Не обращайте внимания, я уже почти в порядке. Я бодр. Итак?

— Помните, как неожиданно Йошка Циннер, этот сумасшедший кинопродюсер, появился во «Франкфутер Хоф»?

— Неожиданно. Внезапно. Да, конечно.

— Слишком внезапно и слишком неожиданно, не правда ли?

— Правда. И так много денег сразу… И желание отослать нас на съемки как можно быстрее… Достаточно странно.

— Достаточно странно, вы правы, господин Марвин. Я говорю из телефонной будки главпочтамта — я не уверена, что мой телефон не прослушивается. Возможно, прослушивается.

— Что произошло, фрау Гольдштайн?

— Прокурор Эльмар Ритт — помните? — позвонил мне, тоже из телефона-автомата и попросил прийти на почтамт, чтобы он мог мне перезвонить.

— Он перезвонил вам? Что случилось?

— Сегодня его отстранили от ведения дела Хансена.

— Почему?!

— Ритт позвонил в Тессинское министерство юстиции, потребовал объяснений.

— Но не получил их?

— Да. Он позвонил мне из своей машины, когда ехал в Висбаден. Он устроил скандал в министерстве. Говорит, что те, кто отстранил его от дела, якобы в отъезде. Ритт просил фрау Рот и меня помочь ему. Ведь у фрау Рот тоже есть свои связи. Я поговорю с фрау Хансен — этого мне никто не может запретить. Я позвоню ей. Думаю, что и у вас не все гладко. Вы еще ничего не заметили?

— Пока ничего. Послезавтра летим в Белем, оттуда в Альтамиру на конгресс протестующих индейцев. Он продлится пять дней. Будем смотреть во все глаза и слушать во все уши. Спасибо за предупреждение, фрау Гольдштайн. И много сча… Нет, слушайте, я знаю слово! Мазелтоф, мазелтоф, фрау Гольдштайн!

— Мазелтоф и вам, господин Марвин.

— Это была чертовски тяжелая работа, — сказал физик Карлос Бастос. — Мы попеременно сидели у экранов день и ночь, я и мой коллега Эрико Велезо. Смена — двенадцать часов. Над нами на высоте восьмисот тридцати километров летали метеоспутники NOAA-9 и 10. С их помощью мы и получали информацию.

Камера Бернда Экланда была укреплена на штативе. 30 августа 1988 года в первой половине дня киногруппа прибыла в вычислительный центр Бразильского института исследования космоса и начала съемку. В огромной, залитой светом лаборатории Бастоса и Велезо разместились дюжина компьютеров и множество сложной аппаратуры. Все стены были увешаны компьютерными распечатками. Оба ученых стояли возле одной стены. Рядом с ними стоял Маркус Марвин, который разговаривал с Бастосом.

Техник Кати Рааль, милая женщина с веселыми глазами и угреватой кожей, хлопотала с подключением многочисленных кабелей, прикрепила маленькие микрофоны к отворотам белых халатов физиков и к воротнику летней рубашки Марвина. От микрофонов под халатами и рубашкой вдоль тел тянулись проводки, которые, выползая наружу около ботинок, ползли к Катиной звукозаписывающей аппаратуре.

В соседнем помещении за лабораторным столом сидела Изабель. Маленькая хлопотливая Кати, не переставая улыбаться, опутала проводами и ее. В руке Изабель держала микрофон, а в ее правом ухе засел серебристый наушник, от которого тоже тянулся проводок. Благодаря этим хитроумным приспособлениям Бастос, Велезо и Марвин слышали голос Изабель, синхронно переводящей с немецкого на португальский и обратно, и все это записывалось на аппаратуру Кати. Позже в студии голос Изабель будет заменен на голос профессионального диктора.

Велезо говорил:

— Мы прощупывали буквально каждый километр нашей области в Растерне. Ежедневно переводили все данные со спутников в компьютерные изображения. Необходимо было абсолютно точно определить, каковы масштабы уничтожения влажных лесов, где виноват пожар, а где — вырубка, — он показал на снимки за спиной. — Например, вот так это выглядело в июле 1987 года, в начале трехмесячной засухи…

— Конец! — прервал его Марвин.

— Как? — переспросил Велезо, услышав перевод Изабель. — Почему конец?

— Это неудобно снимать с одной точки, — пояснил Марвин. — Бернд, вам придется взять камеру и подойти. Мы не можем отходить.