Ему навстречу вышел шеф-портье утренней смены Гюнтер Бергман, крупный, подтянутый, элегантный. Гиллес знал его уже лет двадцать точно. Бергман вполголоса сказал:
— Господа ожидают в большом зале, господин Гиллес. Позвольте проводить вас.
Гиллес жил в этой гостинице, когда она еще наполовину была в руинах. Здесь моя «семья», подумал он. Многие мои знакомые во многих гостиницах знали Линду. И сейчас, шагая рядом с Бергманом, он подумал: совсем как дома. Дружище Бергман…
Большой зал был практически пуст. На улице дрожал горячий воздух, но здесь было прохладно. Бергман провел Гиллеса в дальний левый угол, сказал пару слов, улыбнулся, с достоинством поклонился и исчез.
За столом сидели мужчина и женщина. Мужчина в очках встал.
— Большое спасибо, что вы приехали, господин Гиллес. Меня зовут Питер Боллинг. А с Валери Рот вы знакомы. Фрау Гольдштайн подойдет позже — она сейчас в суде.
Гиллес поздоровался с доктором Рот и сел. Мириам Гольдштайн сказала, что случайностей не бывает, подумал он. Ни за что на свете я не хотел бы приезжать сюда. Но приехал.
Подошел официант. Они заказали чай. Черные волосы Боллинга были коротко подстрижены, пальцы приобрели желтоватый оттенок от постоянной работы с кислотами и щелочами. Он выглядел полной противоположностью Маркусу Марвину: замкнутый, сдержанный, тихий и застенчивый.
Фрау Рот была в светлом летнем платье. Но что-то в ее облике смущало Гиллеса, и он внимательно посмотрел на нее.
— Что такое, господин Гиллес?
— Ваши глаза.
— Что с моими глазами?
— Они зеленые.
— Да. И что же?
— Когда мы встретились на Силте, они были карими.
— Глаза те же.
— Вы сказали тогда…
— Контактные линзы, — ответила Валери Рот. — Помните? Я потеряла свои контактные линзы и ждала новые.
— Я помню. Только сейчас ваши глаза зеленого цвета.
— Просто сейчас у меня зеленые контактные линзы. И коричневые тоже есть. И черные, и голубые. Можно заказать любые цвета.
Официант принес чай.
Боллинг поспешно откашлялся.
— В двух словах, господин Гиллес. Парадихлорбензол. Основной производитель у нас, в Байере, — он тяжело вздохнул. — ФРГ есть еще четыре фирмы. Продукт сильно ядовит и вызывает раковые заболевания. Его, конечно, можно обезвредить, но это слишком дорого. Парадихлорбензол назван товаром народного хозяйства, который используется как гигиеническое средство для уничтожения неприятного запаха в помещениях. Фрау Рот уже кое-что по теле…
Он тяжело задышал. Поднялся. Пробормотал: «Извините». Вытащил из кармана бутылочку, поднес ее ко рту и быстро пошел по направлению к гардеробу и туалетным комнатам.
— Что с ним? — испуганно спросил Гиллес.
— Астма, — ответила Валери Рот. — Профессиональное заболевание. Заработал в лаборатории. Получает пенсию по инвалидности — в сорок шесть лет. Иногда несколько дней все бывает нормально. Потом приступ повторяется.
Рядом смеялись две дамы в шляпках, похожих на горшки. Дамы ели пирожные и пили кофе.
Официант прошел мимо, поинтересовавшись:
— Все в порядке?
Гиллес кивнул.
— Господин болен? Может быть, вызвать врача?
— Спасибо. Нет необходимости, — ответила Валери Рот. — Очень любезно с вашей стороны.
Типичный случай революционного подсознания, подумал Боллинг. Измученный приступом, он сидел на табурете в вестибюле возле туалетной комнаты. Всего пять минут смотрю на этого Гиллеса, и мне уже не хватает воздуха. Неприятная история. Но, может быть, он не узнает, что к чему.
Было время, когда профессор Ганц вспоминал о нем, и я говорил: «Профессор, вы настолько известны, что просто не можете позволить себе этого».
— Чего? — спросил как-то Ганц.
— Пригласить Гиллеса.
— Почему?
— Пригласить любого искреннего и справедливого человека — пожалуйста. Но Филиппа Гиллеса!
И Марвин сказал мне как-то: «Не говори ерунды».
— Это не ерунда! — ответил я. — Это правда.
— Ты прочел хотя бы одну его книгу?
— Ни одной строчки! И по собственной воле никогда этого не сделаю.
— Но ты все знаешь о нем, да? — спросил Марвин.
— Да, — ответил я. — Я, в конце концов, интересуюсь литературой. И того, что наши критики пишут об этом Гиллесе, мне вполне достаточно. И даже более чем!
Это очень неприятно, но это так.
Большая часть высокого здания по Герихштрассе, 2, где размещались городской и земельный суды, перестраивалась. Здесь было очень шумно. Судебный исполнитель Франц Кулике рассказывал анекдот швейцару у дверей.
Читать дальше