Йоханнес Зиммель - Весной в последний раз споет жаворонок

Он взглянул на Изабель и безнадежно улыбнулся.

Чайки кричали над автомашиной.

— Для этого необходимы ваши показания о происшедшем в Ричмонде и в Боготе, — сказал Дорнхельм. — Полный идиотизм заключается в том, что мы ничего не сможем сделать, но рапорт должен быть подробным. Подробным! — Он рассмеялся. — Там, наверху, в Вестерланде, мы забронировали номер в гостинице Гамбург. В это время года она практически пустая. Вы могли бы там ответить на вопросы. Можете и переночевать. За государственный счет, разумеется. Переночуете?

— Само собой разумеется, — сказал Марвин. Он посмотрел на Гиллеса и Изабель. — Как, согласны?

Гиллес кивнул.

— Сейчас половина восьмого вечера, — сказал Дорнхельм. — В семь двадцать пять сегодня был прилив. Должно быть, это красиво при свете луны. У нас здесь еще дела. Если вы хотите увидеть береговую полосу во время прилива, то потом полицейская патрульная машина доставит вас в Вестерланд.

Они покинули полицейскую автомашину, немного прошли назад по Дженс-Уве-Лорсен-вэю и поднялись наверх, проходя при этом через пожарные шланги. Пламя все еще бушевало. Рушились балки, и всякий раз во все стороны разлетались искры. Буря неистовствовала. Когда они прошли через оцепление, там остановилось такси.

Оттуда выскочил Йошка Циннер.

— Марвин! — закричал он и бросился к Маркусу. — Услышал в Берлине, что вы здесь. Я прямо из Берлина. Какое везение, дружище! Скандал по поводу ядовитого газа. Скандал в Бонне! Валери — убийца! И сериал отснят! Как повезло. Здесь! Фотографы! Телевидение! Об этом узнает весь мир! Сейчас вы должны постараться, Марвин! Монтаж, текст для диктора, слышите, Гиллес? Их надо передать по радио, пока все это является горячим материалом.

— Кати Рааль умерла, господин Циннер, — сказал Марвин.

— Что за Кати?

Чайки галдели, галдели и галдели.

— Техник, которая работала с Экландом.

— Ах да, та, с прыщами. Благо, что Рот застрелила ее после того, как вы все уже в Месе сняли! У оператора сильнейшее нервное потрясение, я в курсе. Он все еще в больнице?

— Не знаю, господин Циннер, — сказал Марвин.

— Теперь уже наплевать. Нужно взять себя в руки. Найти нового. Он очень любил ее, малышку. Несмотря на ее внешность. Вот я не смог бы… Экланд нам больше не нужен. Все забыто. И все отрицательные эмоции, связанные с именем Кати — прочь. Сейчас нам понадобятся добрые воспоминания. У меня есть несколько фантастических. Все должно пойти так быстро, как только возможно. Марвин! Быть в состоянии готовности днем и ночью! Те, во Франкфурте, в ярости, вчера разговаривал с ними по телефону… Я у них на хорошем счету. Пользуюсь у них большим расположением. Если эта серия будет удачной, попытаюсь пробить и две следующие. Кое-что было бы для вас… Пойдемте, я покажу вам как выглядит календарный план работ…

Он повлек Марвина за собой.

Изабель и Гиллес шли по дороге. Ведущей вниз, к ватту, береговой полосе, затопляемой во время прилива. Большие камни служили защитной стеной. На склонах стояли древние деревья с гротескно скрюченными ветвями. Оба смотрели на берег, который в лунном свете был весь затоплен водой прилива. Очень далеко мерцал огонек маяка.

Буря была очень сильной. Рвала их за полы пальто, сотрясала кроны деревьев, заставляла ветви скрипеть, стонать и вздыхать, прорывалась сквозь колючий кустарник и сметала перед собой мусор по всему берегу.

Они молча стояли рядом, не дотрагиваясь друг до друга, и всматривались в береговую полосу, совсем на нее не глядя.

— Пошли! — наконец сказала Изабель.

Буря почти сбила ее с ног.

Гиллес поддержал ее.

— О чем ты думала? — спросил он, пока они, медленно наклоняясь от порывов ветра, возвращались назад к улице, освещению, людям и огню.

— О Кати.

— Бедная Кати, — сказал он.

— Такая подлость. Я чувствую себя очень несчастной.

— Я знаю, — сказал он.

— По многим причинам.

— Я знаю, — сказал он и на ходу прижал ее к себе. — Там, впереди, есть кафе. Выпьем чего-нибудь горячего.

— Грог, — произнесла она.

— После этого ты почувствуешь себя лучше.

— Лучше себя почувствовать, выпив грога.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Все пройдет. Все проходит.

Был слышен гомон чаек.

— Да, — сказала она. — Несомненно.

Мой дорогой Филипп,

только что позвонила Кларисса. Вчера родился их ребенок, девочка весом три килограмма четыреста двадцать восемь грамм. Кларисса и Бруно очень счастливы, я — тоже, и ты, конечно. Они хотят крестить девочку именем Белинда, но всегда будут называть ее Котовия.