Леонид Хомутов - В сложном полете

— Не ори! — рявкнул Васильев.

— Как это не ори!? Я не хочу умирать зря! Из-за вашей прихоти! — вопил Сашка.

— А они зря по нашей прихоти умирают?! — показал я в сторону Степного.

В этот момент в световом поле появилось одновременно два самолета. С разных направлений на разных высотах устремились они к цели, пытаясь обмануть врага. Но фашисты вновь поставили стену многоярусного огня. От прямого попадания один самолет взорвался, другой — горящий — врезался в землю. Наступил критический момент боя.

— Сволочи! Прожекторы губят нас! — зло сказал Васильев. — Надо потушить их!

Вздрогнув, словно от удара плетью, Сашка злобно обрушился на него.

— Чем потушишь?! Стрелок убит!

— Пулеметами! — вмешался я.

— Верно, штурман! — Васильев одной рукой повернул штурвал, повел машину к Степному.

— Командир-р! Опомнись! Там смерть! — бесновался Сашка.

— Молчать! — взревел Васильев. — Струсил?! В первый и последний раз летишь со мной!

Сашка, затравленно озираясь, полуоткрыв рот и ерзая на сиденье, умолк.

— Лезь в переднюю кабину к пулемету! Дам сигнал — откроешь огонь. Все равно от тебя здесь мало толку! А ты, штурман, садись на его место! Помоги пилотировать!..

Ощетинившись дрожащими жальцами пулеметных огоньков, разбрасывая пунктиры очередей, мчался бомбардировщик. Снова вокруг бушевал огонь. Снова беззвучно шныряли трассы огненных шаров. Цветные пунктиры трассирующих пуль прошивали небо. Скрещивались, расходились веером и снова и снова неслись к самолету…

Сашка с Колей, прильнув к пулеметам, очередь за очередью посылали по прожекторным установкам, и те гасли одна за другой.

Васильев, склонившись к прицелу, с силой давил здоровой рукой электроспуск носовых пулеметов.

…Третья! Четвертая! Пятая!..

Огонь многих батарей сосредоточился на машине Васильева. Это и нужно было нашим летчикам. С разных сторон ринулись к цели несколько самолетов — все, кто подошел к Степному. Полетели вниз бомбы. Вздыбилась земля от тяжелых разрывов. Косматыми гривами взметнулось пламя многочисленных пожаров… Седьмая!.. Восьмая!.. И тут от разорвавшегося поблизости снаряда вспыхнул мотор.

Первым пожар заметил Сашка. В диком отчаянии он завопил:

— Пожар! Пожар! Падлы! Сволочи! Из-за вас умирать приходится!..

Я повернулся к Васильеву. Тот сидел как-то странно, точно застыл, уткнувшись лицом в штурвал, безжизненно свесив до пола руки. Не выпуская штурвала, я левой рукой прислонил его к спинке, заглянул в лицо и невольно отшатнулся… «Что же делать?! Попробую тушить!..»

Быстро выключив мотор, перекрыл подачу топлива, привел в действие противопожарное устройство. Но двигатель горел… Тогда решил сбить пламя скольжением и пикированием. Наконец, убедившись в бесполезности своих усилий, когда пламя перекинулось на плоскость и фюзеляж, и в самолёте оставаться стало опасно, приказал:

— Всем прыгать! Всем прыгать!..

— Ну, Паша, готовься! Идем на цель! — выходя из виража, наконец, сказал Хаммихин.

— Я давно готов! Прицельные данные определил и установил!

— Ну то-то. Теперь понял, для чего я задержался ещё перед целью? Чтоб ты, садовая голова, успел определить ветер и снос в районе цели и точно отбомбился! Эх! Молодёжь! Молодёжь! Все учить вас надо! И всё даром! И всё же люблю летать с вами!..

Бомбардировщик Хаммихина приближался к цели.

— Боевой! — командует Хаммихин, хотя обычно эту команду пилоту подает штурман.

— Есть боевой! — ответил я и склонился над прицелом.

Появляются разрывы снарядов около самолёта. Хаммихин, потея, елозит на сиденье.

— Штурман! Скоро ты сбросишь бомбы?

— Сейчас!

— Кидай скорей, пока не сшибли!

Разрывов всё больше и больше. Хаммихин, не дожидаясь, когда я сброшу прицельно бомбы, кидает самолёт вниз и кладет в разворот.

После раскрытия парашюта я огляделся. Где остальные? Но сколько ни вглядывался в темноту — никого не видел. «А может, ребята уже на земле? Наверняка, выпрыгнули раньше…» Перевёл взгляд вниз и… замер от неожиданности. Всюду, насколько хватало глаз, расстилалось море.

Поглощенный борьбой с пожаром, я машинально горящий самолет вел все-таки домой, на северо-восток… На миг охватило отчаяние. «Ну что за злосчастье?! Из каких только переплетов не выкручивался — и утонуть в море!.. Ну, нет. Бывало же хуже. Главное как можно дольше продержаться».

Стал лихорадочно раздеваться. Освободился от ремня с кобурой. Расстегнул одну за другой все пуговицы и застежки комбинезона. Потом, усевшись поглубже в подвесной системе парашюта, стянул с ног и выкинул в море сапоги. Расстегнул грудной и ножные обхваты и, когда до водной поверхности осталось чуть-чуть, скользнул вниз.