Леонид Хомутов - В сложном полете

И только когда вошедший начал докладывать:

— Товарищ подполковник! — Вадов, услышав знакомый голос, вскинулся, да так и застыл на месте с широко открытыми глазами.

— Володя-я! Жив?!.

Он схватил меня в охапку.

— Ох, и напугал ты меня! Я ведь понял, что ты дважды погиб!..

— Как дважды?

— Из разговора по радио с твоим командиром…

Я освободился из объятий.

— А где сейчас мой командир?

— Не знаю, пока сообщений не поступило. Думаю, выпрыгнули они, когда вас подожгли…

Вадов усадил меня к столу, сам сел напротив. Вот что, оказывается, произошло в ту ночь. (Судя по радиоразговору.)

— Волга! Я — 13-й! Атакован истребителями! Веду бой!..

Трескотню пулемета заглушает взрыв…

— Тринадцатый! Я — Волга! Немедленно снижайтесь! Уходите к земле! Если есть облачность — скрывайтесь в ней!..

— Загорелся правый мотор!..

— Выключите мотор! Перекройте пожарный кран! Сбивайте пламя скольжением!

— Есть скольжением!

— Тринадцатый! Я — «Волга»! Если не удастся сбить пламя, выбрасывайтесь на парашютах!

— «Волга»! Я — 13-й! Понял, выбрасываться на парашютах! Пытаюсь затушить пожар! Истребители продолжают атаковать!..

Молчание, нарушаемое щелчками…

— Всем приготовиться к прыжку! Тулков! Иди в общую! Узнай, где штурман и стрелок!?..

Молчание… Щелчки…

— …покинуть самолет! покинуть самолет!..

На другой день утром в полк вернулся Родионов. Явившись к Вадову, он, как всегда, лихо щелкнул каблуками и молодцевато доложил:

— Товарищ подполковник! Лейтенант Родионов прибыл с места катастрофы для дальнейшего прохождения службы!..

— Расскажите, что с вами было?

— «Мессеры» делали все, что хотели. Стрелка со штурманом убило с первой атаки. Мотор горел. Тогда я бросаю самолет вниз, чуть не в пике, и пытаюсь сбить пламя на эволюциях. Ну, гоняли мы, гоняли машину туда-сюда — никакого эффекта! А пламя уже к бакам подбирается. Вот-вот взорвемся. Ну тогда командир приказал «прыгать!» Я ответил: «Спасайтесь вы, а я потом!» Но он закричал: кто здесь командир?! Я приказываю!.. Пришлось подчиниться…

Сашка развел руками, пожал плечами.

— Откуда выпрыгнули?

— Из верхнего аварийного люка. Так было удобней. Самолет круто планировал, хвост почти вверху, до дверей не добраться, а этот люк рядом, перед носом.

— А как не попали под винт?

— Очень просто. Вылез наружу, ухватился за стойку антенны. Поток воздуха в спину бьет, к обшивке прижимает. Держась за антенну, прополз немного к хвосту и прыгнул вниз.

— Где остальные члены экипажа?

— Не знаю. Темно было, да и если выпрыгнули, то разнесло нас.

— А с самолетом что?

— Сам видел, как врезался за лесом. Взрыв даже слышал.

Вадов едва подавил улыбку.

— Вы что улыбаетесь, товарищ подполковник? Думаете, вру? Можете не сомневаться. Раз я сказал, значит так и есть.

— Да-а, весь полк знает о вашей объективности и любви к правде…

Еще через два дня вернулся радист Коля. И, наконец, через неделю — сам Хаммихин. Оборванный, изможденный, с исцарапанным лицом, с завязанными грязной повязкой глазами.

Он хромал на правую ногу. Широкое лицо заросло черно-бурой щетиной…

— Радист выпрыгнул вторым. В этот момент раздался взрыв. Больно ударило по глазам. Вроде осколками стекол. На миг потерял сознание. Очнулся — ничего не вижу. Крикнул дважды — все покинуть самолет, и сам полез в люк…

После ухода Хаммихина Вадов, встав из-за стола, сказал:

— Картина ясная. После прыжка командира самолет, видно, увеличил угол планирования. Встречный поток усилился и все же сорвал пламя с мотора. А тут появился ты. Говори спасибо, что научил тебя пилотировать.

— Что теперь с ним будет? Судить станете? Расстреляете?..

— Ну уж сразу и расстреляете. Пусть сначала вылечится, потом решим.

Вадов задумался, побарабанил пальцами по столу, поглядел на меня.

— Видишь ли, Володя. Люди-то разные бывают, в соответствии с заложенными природой качествами, которые и определяют их судьбу. Есть люди-факелы типа Данко. Герои, подвижники, преданные высокой идее, живущие для других, прокладывающие и освещающие дорогу человечеству. Джордано Бруно, декабристы — в общем, штурманы человечества. И есть обычные люди. Так что и живем, и трудимся, и воюем мы все по-разному.

Я не стал рассказывать Вадову о своей стычке с Хаммихиным в полете. Уж очень похоже на сведение счетов. Да и, может, просто сорвался человек…

Каких только «чудес» не бывает на фронте, да ещё в авиации! Очередным таким «чудом» в дивизии Панкратова стал подвиг штурмана лейтенанта Дмитриева, пришедшего на одном двигателе с тяжело раненным командиром. Несколько кругов сделал Дмитриев над аэродромом, не решаясь садиться. И наконец, когда горючего осталось в обрез, на глазах у выбежавших из землянок и укрытий лётчиков, приземлился поперёк посадочной на брюхо…