Андрей Бильжо - Казенный дом и другие детские впечатления [антология]

Мама в ужасе поволокла меня к директору. Им оказался тот самый пьяный по утрам физкультурник. В этот день он был трезв. Физкультурник послюнил палец, провел по моему «синяку» и молча показал маме. Мама покраснела, и явно не от стыда, а от злости на меня.

Понимая, что из лагеря меня теперь не заберут, я прибегла к последнему аргументу. Это была ничтожная, совершенно недостойная отъезда из лагеря проблема, но мне нужно было сказать хоть что-то, чтобы избежать хотя бы наказания за вранье. «Мама, у меня вши!» – закричала я. Я ни на что не надеялась: если из-за вшей домой отправлять, так нужно было весь лагерь распустить. В строю чесалась не я одна, но и настоящие пионеры.

Через полчаса передо мной стоял желтый чемодан с зайцем. Вечером родители намазали мне голову керосином, потом к нам неожиданно пришли гости, и пока они снимали в прихожей мокрые от дождя туфли и проходили в комнату, меня с моими постыдными вшами и керосином затолкали в ванную. Там меня немножко забыли, пока я не начала отчаянно кричать – керосин страшно жегся.

Боты мы забыли в лагере, куда я больше никогда не ездила.

Помню, кричу в плену пеленок. Не могу пошевелиться…

Помню наши детские кровати вдоль стен. Ночной горшок посередине…

Помню милую мою, добрую бабушку Любу. С заклеенным бумагой стеклом в очках. Читающую «Джен Эйр» при свете настольной лампы…

Помню огромные сосны на даче в Удельной. Бешеную собаку. Ландыши у забора. И пронзительный крик: «Марик утонул!»…

Помню высокую температуру… Ужас неведомой планеты…

Помню холод раскаленного огня, завернутого в мокрую газету. И мамин голос: «Потерпи еще…»

Помню уточку с изюмом вместо глаз. Плывет себе на полке…

Помню лошадиный череп, обглоданный людоедом, на страшной тропинке в лесу…

Помню, как Синяя рука осторожно шевелит угол оконной занавески…

Помню взгляд блестящих бусинок. В кромешной тьме дупла…

Помню волчьи ягоды. Страх превратиться в волка…

Помню грозу на даче. Отверстие в стекле. Шар огненный плывет, меня не замечая…

Помню старого знакомого. Полускелет-получеловек. Выглядывает из трещин кафеля в уборной…

Помню себя с родителями в ложе «Колизея». Забыв на свете все, смотрю трофейного «Багдадского вора»…

Помню, конечно, чудную елку с пятиконечной звездой из мишуры на макушке. Мерцают в ветках дирижабли. Челюскинцы качаются на ватной льдине…

Помню усилие, чтоб удержаться в воздухе. И не упасть на землю…

Помню молодого Йоську с гвардейским значком на гимнастерке…

Помню дяденьку без ног. Катится на дощечке с колесиками…

Помню первый «чнег» за окном. Деревянную саблю, покрашенную серебряной краской…

Помню перламутровые цветы и бабочку на дедушкином портсигаре…

Помню, блестят монетки на мокром полу в гастрономе. В руке кулек. А в нем «Кавказские». Сто грамм – семь штук…

Помню няню. Ее отца-истопника. Живут в котельной под землей. Мне жалко их и завидно одновременно…

Помню, вот я лечу на самокате. Под горку. Не могу остановиться…

Помню тайник под грудой чистого белья. В нем папин кортик…

Помню стеклянные глаза лисы на воротнике пальто в прихожей. И бисерный пейзаж…

Помню шинель на вешалке. Я невидимкой спрятался внутри. Меня все ищут…

Помню волшебные карточки, раскрашенные анилиновыми красками, на крышке Нюркиного чемодана…

Помню гнев и слезы. Хочу сказать и не могу. Я нем…

Помню Бога в ночном небе над городом в кресте прожекторов…

Помню сумерки. Следы шпиона на снегу…

Помню скверную погоду. Табличку «Люди». Солдаты в кузове трехтонки…

Помню загадочную Сидрую козу. Ложку английской соли. Клад под стеклом. «Граф Монте-Кристо» перед сном. В награду…

Помню цокот по булыжной мостовой. Подводу с бочками. А в них капуста-огурцы…