Лев Славин - Два бойца [сборник]

– Подождите, доктор…

– Да вы не беспокойтесь, путевку мы вам обеспечим.

Кузнец отер с лица пот.

– Понимаете, доктор, тут вот какая штука: мы взяли шефство над колхозом, нам надо отремонтировать…

Врач прервал его нетерпеливо:

– Вы инвалид. Понятно?

И он повторил раздельно.

– Ин-ва-лид.

Взглянув на притихшего Нарбутаса, доктор смягчился и сказал:

– Хватит, дружочек, поработали. Вам давно пора на пенсию.

Нарбутас крикнул:

– Бросьте вы это! Я же никогда в жизни не болел.

Доктор положил руку кузнецу на плечо. Темное, грубо сколоченное лицо врача вдруг осветилось жалостью.

– Да, да… – сказал он мягко. – Я понимаю… Затянувшаяся молодость. Я сам пережил это… Что делать! Все когда-нибудь кончается.

Нарбутас пробормотал:

– Так скоро…

Стубра укоризненно покачал головой.

– Уж вам-то плакаться грех. У вас подъем длился долго.

Нарбутасу всегда казалось, что жизнь только-только началась.

– Конец, значит… – сказал он.

Врач нахмурился:

– Ну, ну, нельзя так распускаться. Да, мы с вами уже перевалили через вершину жизни, и сейчас мы, так сказать, по ту сторону холма. Но если разумно жить, то этот спуск под откос можно весьма и весьма удлинить и даже сделать довольно приятным.

– А вырваться?…

– Куда?

– Обратно, на эту сторону?

– Друг мой, это процесс необратимый.

Нарбутас сидел, опустив голову. Его небольшие, сильные руки с въевшейся копотью набухли кровью. Он сказал умоляюще:

– Доктор, я не буду очень напрягаться. Не буду подменять подручного. Я только…

Врач вздохнул и пожал плечами.

– Работа в горячем цехе вам противопоказана. Возьмите. – Он протянул Нарбутасу листок бумаги. – При соблюдении этого режима вы, голубчик, будете жить и жить.

Кузнец посмотрел на врача исподлобья.

– А при несоблюдении?

– Ну, знаете, – рассердился Стубра, – в конце концов вы сами хозяин своей жизни!

Он встал.

– Минутку, доктор, – сказал Нарбутас жалобно, – а как насчет спорта?

Врач покачал головой.

– Повремените.

– Доктор, совсем немного. Я ведь тренированный. Я же не прошу у вас штангу или борьбу. Немножко настольного тенниса. Это ведь легкий спорт, дамский, детский…

– Ну, – сказал врач, колеблясь, – если не переутомляться, если в меру…

Нарбутас обрадовался. Он сказал вкрадчиво:

– И чуточку баскетбола, доктор, а?

– Вы со мной, голубчик, не торгуйтесь, – ответил Стурбра устало.

– Но вот настольный теннис я у вас все-таки оторвал! – воскликнул кузнец, бодрясь.

– Не у меня, чудак вы этакий, поймите вы это, у себя отрываете, от своей собственной жизни…

Выйдя из поликлиники, Нарбутас побрел сам не зная куда. На одной из улиц возле парикмахерской он увидел зеркало на стене. Кузнец подошел к нему. В зеркале отразилось румяное моложавое лицо.

Но Нарбутас вгляделся пристальнее. Он увидел морщины возле ушей, дряблые складки на шее, устало обвисшую кожу на веках… Конечно, все это появилось не сегодня. Но до сих пор он как-то не обращал внимания… Когда же она успела подкрасться, эта проклятая старость?

По зеркалу прошла тень. Что-то неуловимо знакомое почудилось Нарбутасу в очертаниях тощей фигуры. Кузнец обернулся. Но тень исчезла.

Засвистел милиционер. Еще раз. Тут только резкая трель проникла в сознание кузнеца.

«Чего он хочет? Ах, я перехожу улицу там, где нельзя. Да ну его к черту!…»

Регулировщик продолжал назойливо свистеть, и кузнец пошел прямо на него. «Вот наконец на ком можно будет сорвать все, что у меня на душе!»

Но, сделав несколько шагов, Нарбутас подумал: «В конце концов он же не виноват в том, что произошло со мной», – и вернулся на тротуар.

Милиционер искоса следил за Нарбутасом: пойдет ли он теперь, как полагается?

Но кузнец больше не стал пересекать мостовую, а пошел по тротуару вдаль, словно ему все равно было, куда идти.

А ему действительно было все равно. Он шел без цели, шел просто потому, что не мог не двигаться. Ему казалось, что, если он остановится, он упадет.

Он огляделся. Да ведь это площадь Кутузова! Машинально пришел он к месту, которое больше всего любил в городе. Под университетской стеной качались, поскрипывая, высокие старые тополя. Распахнулись чугунные ажурные ворота, из дворика выкатила шумная стайка велосипедистов. Блестели обнаженные ноги, и пестрели на головах туго натянутые цветные шлемы. С металлическим шорохом обтекали они, весело перекликаясь, старого кузнеца. За оградой Дома офицера нежно мурлыкал духовой оркестр, репетируя танцы. Ах, как хороша жизнь!