Роберт Зеталер - Вся жизнь

Добравшись до верхней площадки, они довольно долго стояли и разглядывали долину. Эггер подумал, что надо бы как-то развлечь учительницу, а потому стал показывать ей в деревне всякую всячину: вот остатки сожженного стойла, вот дома, в спешке построенные для отдыхающих на месте свекольного поля, вот огромный, покрытый ржавчиной и заросший пурпурно-красным дроком котел, который солдаты горнострелковых войск после окончания войны бросили за капеллой, и с тех пор дети играют там в прятки. Услышав что-то новое, Анна Холлер каждый раз смеялась. Порой ее смех полностью перекрывался шумом ветра, и тогда казалось, что она беззвучно сияет от радости.

Ранним вечером, вернувшись на нижнюю станцию, Эггер и Анна еще несколько минут стояли рядом и наблюдали, как кабинка вновь уплывает вверх. Эггер не знал, что сказать, да и вообще надо ли ему говорить, а потому молчал. Из машинного отделения на цокольном этаже станции доносилось приглушенное жужжание моторов. Эггер почувствовал на себе взгляд учительницы.

– Я хочу, чтобы вы проводили меня домой, – сказала она и зашагала в сторону дома.

Анна Холлер жила сразу за ратушей, в комнатушке, которую ей выделила община на время работы в школе. Учительница выложила на тарелку хлеб с салом и луком, а за окном на подоконнике уже охлаждались две бутылки пива. Эггер угощался закуской, пил пиво, но на учительницу старался не смотреть.

– Вы – настоящий мужчина, – начала она. – Настоящий мужчина, и аппетит у вас что надо!

– Может быть… – ответил Эггер, пожав плечами.

За окном постепенно темнело, Анна встала и прошлась по комнате. Остановилась перед небольшим буфетом. Со спины Эггер увидел, как она опустила голову, словно уронила что-то на пол и не может найти. Руками она перебирала подол юбки. На каблуках еще виднелась осевшая пыль и земля. В комнате царила жуткая тишина. Покинув окрестные долины много лет назад, она будто скопилась именно в этом мгновении и в этом крошечном помещении. Эггер откашлялся. Поставив бутылку, он наблюдал, как с горлышка по стеклу медленно скатывается капелька, превращаясь на скатерти в темное круглое пятно. Анна Холлер неподвижно, потупив взгляд, стояла перед буфетом. Подняла сперва голову, потом руки.

– Человек в этом мире так часто бывает одинок, – прервала она молчание.

Потом повернулась. Зажгла две свечи, поставила их на стол. Сдвинула шторы. Закрыла дверь на защелку.

– Иди ко мне.

Эггер по-прежнему не сводил взгляд с темного пятна на скатерти.

– Я был только с одной женщиной, – сказал он.

– Это ничего не меняет, – ответила она. – Меня это устраивает.

Позже Эггер наблюдал, как рядом с ним спит немолодая женщина. Когда они оказались в постели, Анна положила руку ему на грудь, и сердце его застучало так громко, что ему почудилось, будто вся комната стала пульсировать. Ничего не вышло. Он не смог себя пересилить. Лежа неподвижно, словно гвоздями прибитый к кровати, Эггер ощущал, как рука Анны становится все тяжелее, утопает в груди, проходит сквозь ребра и касается самого сердца. Он разглядывал ее тело. Она лежала на боку. Голова соскользнула с подушки, волосы тонкими прядями раскинулись по простыне. Лицо вполоборота. Щеки впали, лицо казалось худощавым. Ночной свет, проникавший в комнату сквозь тонкие шторы, словно цеплялся за многочисленные морщинки. Эггер заснул, а проснувшись, обнаружил, что учительница отвернулась, и услышал приглушенные подушкой всхлипы. Он не мог решить, что же делать, и еще немного полежал рядом с ней, пока не осознал: ничем в мире этого не исправить. Тихо поднявшись, Эггер ушел.

В том же году в деревню приехал новый молодой учитель, лицо у него было мальчишеское, волосы, заплетенные косичкой, доставали до плеч, а вечера он проводил за вязанием свитеров и вырезанием из корней маленьких, перекрученных распятий. Покой и дисциплина прежних дней в школу так и не вернулись, но Эггер привык к шуму за стенкой. Учительницу Анну Холлер он с тех пор видел лишь раз. С корзиной для покупок в руках она шла по деревенской площади. Шла медленно, семенящими шажками, опустив голову, совершенно погрузившись в свои мысли. Завидев Эггера, она вскинула руку и помахала ему одними пальцами, как обычно машут детям. Эггер поспешно отвел взгляд. Потом он стыдился, что в тот миг проявил малодушие. Анна Холлер покинула деревню так же тихо и незаметно, как когда-то прибыла. Однажды холодным утром, еще до рассвета, она загрузила два чемодана в багажное отделение почтового автобуса, села на последний ряд, закрыла глаза и – как рассказал водитель автобуса – за всю поездку так их и не открывала.