Дэвид Арнольд - Детки в порядке

Она резко повернулась, взмахнув волосами:

– А ты?

Заз дважды щелкнул пальцами. Он терпеть не мог, когда мы ругались.

Коко опять принялась рыться в сумке Вика.

– Слушай, мне правда не нравится, что ты копошишься в вещах Вика. Он может вернуться в любой мом…

– Ага! – сказала она, вытаскивая вазу.

При свете дня стало очевидно, что никакая это не ваза. Коко поставила урну на кофейный столик:

– Контрабанда.

– Извините, – раздался тихий голос. Как я и предвидела: никто из нас не расслышал, как вошел Вик. Он стоял у двери и смотрел на нас в упор. – Наверно, надо топать погромче.

В каком-то тумане он прошагал к кофейному столику и склонился над урной, как хищник, готовый наброситься на добычу.

– Видимо, ты был прав, – сказала Коко. – Я и правда негодная уличная оборванка.

Мы все приблизились к Вику, словно влекомые невидимым магнитом, и, встав вокруг, смотрели на урну.

– Что это? – спросила Коко. – Что там внутри?

Вик достал носовой платок и промокнул рот:

– Мой папа.

Он сказал это вслух, но слова прозвучали как шепот.

Комната для допросов № 3

Бруно Виктор Бенуччи III и сержант С. Мендес 19 декабря // 16:21

– Вик, ты меня слушаешь?

Я убрал платок в карман и оглядел комнату в поисках часов. Оказывается, время тянется дольше, если за ним невозможно следить.

– Простите, – сказал я. – Повторите вопрос, пожалуйста.

– Баз когда-нибудь говорил, почему Нзази не разговаривает?

Мендес постукивает ручкой по углу папки. Она почти ничего не записывает. Ну и правда, зачем бы: у нас ведь есть диктофон. Ручка служит ей миниатюрной барабанной палочкой: она стучит ею о стол, блокнот, браслет на левой руке…

Ритмично. Ритмично. Ритм, ритм, ритмично. Ритмично. Ритмично. Ритм, ритм, ритмично.

. .

– Говорил, – отвечаю я.

– И?

На самом деле еще двадцать четыре часа назад я почти ничего не знал о прежней жизни братьев Кабонго. Но с тех пор многое изменилось. И прошлой ночью – или сегодня рано утром, точно не могу сказать когда именно, – я узнал очень, очень много.

– Братья Кабонго родились в Браззавиле, в Республике Конго. Когда Базу было лет десять, их семье пришлось бежать. Заз тогда был совсем маленьким. А еще у них тогда была сестра. Они шли многие месяцы, почти не ели и не пили. Вокруг них умирали люди. Зашли довольно далеко, но потом их отец умер от недоедания.

– Ужасно. Ты сказал, Базу было десять?

Я кивнул.

– А Нзази и Нсимбе сколько было лет, как думаешь?

– Думаю, около трех или…

…

Черт!

…

…

– Вик, что такое?

…

Я смотрю Мендес в глаза и обдумываю каждое ее слово.

– Откуда вы узнали про Нсимбу?

– Что?

– Вот только что… Вы сказали «Нзази и Нсимба».

Мендес зарделась и принялась листать какие-то бумаги в папке.

– Ты сказал, у них была сестра…

– Но по имени ее не называл.

– В Конго это обычная практика – называть близнецов Нзази и Нсимба. Вот я и предположила.

– А я не говорил, что они были близнецами.

Наверно, было не так сложно добыть информацию о том, как жили Кабонго до того, как они переселились в Штаты. Баз упоминал организации вроде Красного Креста и Управления верховного комиссара ООН по делам беженцев. Наверняка остались записи и документы, описывающие их жизнь. Но теперь мне непонятно, что еще знает Мендес и как тщательно она собирала информацию.

Она прихлебывает кофе и сверяется с наручными часами. – Ладно, в любом случае, ты собирался рассказать, почему Нзази не разговаривает.

Я провожу рукой по волосам:

– Мне как-то не хочется вдаваться в детали. Мальчишка навидался ужасов, когда был совсем крохой, мисс Мендес. Если ему не хочется разговаривать, я его не виню. Честно говоря, учитывая, через что он прошел, я бы сказал, что он хорошо справляется.

Ритмично. Ритмично. Ритм, ритм, ритмично.

…

Мендес из ниоткуда достает манильскую папку и кидает ее на стол. Есть что-то в ней ужасающе простое, как лицо незнакомца на вашем семейном портрете.

В дверь стучат, и входит мужик в костюме и с копной рыжих волос.

– Детектив Рон, – говорит Мендес, – это Вик Бенуччи. Детектив Рон кивает, внимательно вглядываясь мне в лицо. За считаные секунды я вижу: натянутую небрежность, попытки что-то себе объяснить, за которыми следует улыбка «не-на-что-тут-смотреть», и, наконец, медленный взгляд в сторону.

Ох, если бы мне давали по десять центов за каждый медленный взгляд в сторону…