Элизабет Говард - Исход

— Генри притворялся слепым, — сообщил Том. — Он застегнул пижаму, не подглядывая, но на все натыкался. Наверное, много времени надо, чтобы научиться быть слепым.

— Много, чтобы научиться делать что-нибудь, — согласился Генри. — Но если готовиться и тренироваться каждый день, тогда неважно, даже если ослепнешь.

— А вы представьте, к чему еще можно готовиться, — предложила она. — Например, жить с одной ногой, как Долговязый Джон Сильвер.

— Не напоминай о нем на ночь глядя, мама. Ты же знаешь, я не люблю.

— А смешно было бы притворяться, что у тебя одна нога, — сказал Генри. — Мам, а плавать с одной ногой можно?

— Можно, если я тебя подержу, — ответил Том.

Какие же они одинаковые, думала она, но стоило им заговорить, и она мгновенно узнавала, кто из них кто. Она и так чаще всего различала их без труда, а другим не удавалось. Том всегда оберегал Генри, а Генри всегда слушался Тома.

К тому времени как она прочитала им очередную главу из «Бевиса» — книги, которая им никогда не надоедала, — и поцеловала, желая спокойной ночи, был уже девятый час.

В кои-то веки можно было бы и выпить, подумала она, отправляясь на поиски какой-нибудь еды для себя, но спиртное она не могла себе позволить. Благодаря пенсии и жалованью она сводила концы с концами, но это давалось ей нелегко. Хуже всего, что новая одежда близнецам всегда требовалась одновременно. Она сама шила одежду, на каникулы отправляла мальчишек к своим родителям. Ее мать вязала им всем свитера, отец заплатил за ее учебу на курсах секретарей после того, как Кен погиб — в то время она была еще беременна, и ей казалось, что как способ переползать из одного унылого дня в следующий учеба ничуть не хуже других. Вместе они пробыли не больше года, и намного меньше, если считать по его увольнительным — в сущности, только это время у них и было. А все остальное стало тревожным ожиданием — кроме периода, когда ее мобилизовали в женскую вспомогательную службу ВВС и направили на командный пункт одной из авиабаз бомбардировщиков на восточном побережье. Им досталось десять блаженных дней после свадьбы — самый длинный непрерывный срок их времени вместе. А после этого бывали увольнительные на обычные сорок восемь часов и один раз — на неделю, когда он подхватил грипп.

Так что мальчишек он так и не увидел — они родились через пять месяцев после его гибели. Конечно, он знал об этом (только не знал, что это они ); о том, что будут близнецы, она сама узнала только за неделю до родов. К тому времени, конечно, ее демобилизовали, и она паниковала, не зная, как теперь справится. Надеялась подыскать работу, как только перестанет кормить детей грудью, но не сумела найти такую, где платили бы достаточно, чтобы хватало на няню. Ее мать предлагала взять их к себе, но ей было невыносимо думать, что они окажутся так далеко, к тому же она считала, что вернуться в родительский дом — значит признать поражение. Поэтому подрабатывала машинисткой, печатала по вечерам дома, пока мальчишки не подросли и не пошли в школу. Тогда она попробовала устроиться в компанию «Казалет» — и ее приняли.

Есть не хотелось, поэтому она заварила чаю и унесла чайник к себе в спальню, чтобы пить, укладывая вещи. Управилась быстро: одежды у нее было не так много, вдобавок почти вся сильно поношенная. Родители дали ей денег купить что-нибудь приличное к завтрашнему дню, и она выбрала смесовую льняную ткань василькового оттенка для очень простого костюма с коротким жакетом и удлиненной юбкой. От шляпки она отказалась и теперь беспокоилась, что зря. Но было уже поздно. Подруга Чарли одолжила ей свою лучшую сумочку — темно-синюю, из прекрасной мягкой кожи, которую муж привез ей из Рима. Их мужья служили в одной эскадрилье, только Джордж выжил и дослужился до подполковника — тогда она еще подумала, что и Кена повысили бы, останься он в живых. Его фотография в кожаной рамке стояла на каминной полке. Ее сделали в честь их помолвки, в то время ему было двадцать два, как и ей. Он снялся в форме и фуражке, сидящей чуть набекрень, готовый улыбнуться, излучающий неуемную энергию и желание приняться за то, что будет дальше, что бы это ни было, — как хорошо она помнила все это. Сколько раз она смотрела на эту фотографию и молилась, просила послать ему мгновенную смерть без мучений! И сколько раз плакала, потому что слишком хорошо понимала, что надежды напрасны! Он был штурманом бомбардировщика «веллингтон». Во время дневного вылета вражеские истребители заметили их самолет задолго до того, как он достиг цели. Они потеряли один двигатель, были вынуждены сбросить груз бомб над Северным морем, кое-как дотянули на оставшемся моторе до дома, их заднего стрелка ранило, Кен бросился к нему на помощь. Посадка на аэродроме базы вышла неудачной. Двое членов экипажа выбрались из самолета вовремя, прежде чем он, все еще с большим запасом топлива, взорвался, но Кена среди спасшихся не было. Капитан, служивший вместе с Кеном, приезжал к ней, чтобы рассказать о нем. Она хорошо помнила, как спросила: «Он умер сразу?» — и как Джон ответил: «Даже ничего не почувствовал». Но она навсегда запомнила, как при этом он отвел глаза. Последние, возможно, самые последние из давних слез навернулись на глаза. Пора завязать с ними, покончить с этим старым горем: что было, то было, и ничего уже не изменишь. Она взяла снимок, поцеловала его и положила в чемодан, который не собиралась завтра брать с собой. Эту фотографию она сохранит для мальчишек.