Владислав Погадаев - Вовка-Монгол и другие байки ИТУ№2

Анфия Ивановна оптимизму не добавила. Когда пострадавший, обливаясь холодным потом, бледной хризантемой предстал пред её ясные очи, доктор, едва кинув взгляд на очаг воспаления, завила однозначно:

– Отрезать, чтоб не мучился…

Больной без чувств рухнул на кушетку – даже наркоз не понадобился…

Как раз в это время в ИТУ№ 2 происходила глобальная перестройка. Не та, с большой буквы «П», после которой страна до сих пор не может толком оправиться, а вполне себе настоящая: старые деревянные здания сносили и на их месте возводили новые кирпичные корпуса. По такому случаю больничку уплотнили, и всех пациентов поместили в одну большую палату площадью метров сто, не меньше, так, что она стала напоминать госпиталь времён Великой Отечественной войны.

Каждое утро группа врачей, возглавляемая Анфией Ивановной, проводила обход, попутно давая какие-то указания хорошенькой медсестричке с пачкой историй болезни, которую она держала на сгибе левой руки. В палате стоял ровный шум: кто-то кашлял, переговаривался, брякал посудой, скрипел пружинами кровати, шуршал газеткой – но только до того момента, когда очередь доходила до нашего членовредителя. В одну секунду в помещении устанавливалась абсолютная тишина – даже мухи замирали, а все взгляды устремлялись в сторону кровати, на которой страдал от собственной дури, не побоюсь этого слова, эксклюзивный больной.

Как сейчас вижу: Анфия Ивановна приподнимает одеяло, совершает какое-то неуловимое движение, затем склоняется к пациенту и что-то шепчет ему на ухо. Тот, бледный от страха и мокрый от пота, таращится в потолок, а потом вдруг начинает безудержно хохотать, да так заразительно, что вместе с ним хохочут врачи, хохочет хорошенькая медсестричка, хохочет вся палата. Затем, как по команде, все затихают. Анфия Ивановна снова приподнимает одеяло, снова запускает под него руку. Уже оклемавшийся больной подзывает её согнутым пальцем, и когда доктор склоняется над ним, что-то шепчет ей в ответ. Теперь хохочет уже она, а вместе с нею – и вся палата…

Кстати, а жизненно важный орган-то она спасла…

За все пять лет помню только три случая смерти на нашей зоне. Точнее, один из них произошёл в следственном изоляторе – за забором.

Подследственный, ни имени, ни фамилии которого я не знаю, получил взыскание – карцер. А поскольку курить в карцере запрещается, он решил затариться табачком под завязку. Скатал из полиэтилена тонкую колбаску, начинённую махоркой, перемотал её ниткой – примерно так, как перематывают связку сарделек, и проглотил, а конец нитки прикрепил к зубу, чтоб впоследствии дёрнуть за верёвочку и вытащить всю цепочку.

Не знаю, кто посоветовал парню этот способ. Не знаю, где он планировал раздобыть бумагу для закрутки и огонь. Знаю только, что сделал он это совершенно напрасно. Нет, его не застукали – обыск при поступлении в карцер арестант прошёл вполне успешно. Вёл себя уверенно, я бы даже сказал, вызывающе. Но лучше бы застукали, ибо дальше произошло то, что и должно было произойти: под действием желудочного сока и полиэтилен, и нитка разложились – махорка попала в желудок.

Подследственному стало плохо, но надзирателю он ничего не сказал: то ли побоялся, то ли счёл, что это западло – теперь уже не спросишь.

Когда ему стало совсем худо: резко поднялась температура, и наступило помутнение сознания – надзиратель понял, что с подопечным творится что-то неладное. Он тут же поднял тревогу, парня перевели в больницу и вызвали из города хирургическую бригаду.

Как это говорится: капля никотина убивает лошадь? Не знаю, не видел. Знаю только, что когда беднягу вскрыли – стенки желудка и кишечника были продырявлены насквозь…

Второй случай – из тех, что часто встречаются и на воле. Один из сидельцев умер во время личного свидания с женой, а, если точнее, умер прямо на ней – оторвавшийся тромб закупорил лёгочную артерию. Мгновенная смерть.

И третий случай – нелепый и жуткий.

Молодой парень. Попал на зону за убийство сожителя своей матери: пришёл из армии, а у мамы – личная жизнь бьёт ключом…

Сели – выпили – подрались. Дембель схватил деревянную табуретку и огрел нового папу по голове. Табуретка оказалась крепче черепной коробки: летальный исход – короткое следствие – суд – колония.

Он был очень хорошим парнем: спокойным, работящим. Играл на баяне задушевные русские песни. В отряде музыканта любили. Но однажды после ночной смены нашли повесившимся – прямо в цеху.