Олег Тихомиров - Самые страшные похищения на свете

– Не знаю.

– И знать не надо. – Кис наклонился к новоявленному другу. – Мне здесь все надоело. Но без перемен – спокойнее. А ведь нам, королям, отдыхать не придется. На пенсию не уйдешь.

– Пожалуй, ты прав.

И они стали танцевать фокстрот, напевая:

– Жаль, я в плену, – с искренней досадой сказал Квак. – Не то предложил бы выпить по случаю встречи.

– А ты мне нравишься, честное слово. – Кис хлопнул себя по ляжке, после чего подошел к полуампирному домику. – Акулина! – Он постучал в дверцу.

Кукушка выглянула недовольная:

– Что?.. Еще нужно? – и покачала головой: – Все, сокол ясный, нетути.

– Не жмись, Акулинушка.

– Тебе, ваше величество, не жмись, а летать мне приходится. В долг больше давать не хотят. Унижайся, упрашивай – тьфу!

– Ты что, Акулька, раскукарекалась! – в голосе мышиного короля послышалось отдаленное рокотание грома. – С кем говоришь, старая вешалка!

Но кукушка была не из пугливых:

– С кем, с кем... Знамо, с кем! А коли нет, высижу, что ли?

Кис переменил тактику.

– Посмотри там, в дальнем углу. Не ленись. Не то сам посмотрю.

– Ух! Все знает. Даром, что король. – Акулина резко, по-петушиному дернула головой, но бутылку подала: – Последняя.

– Ничего, еще слетаешь, – сразу успокоившись, сказал Кис.

– Ага!.. Небось крылья-то не казенные. – Акулина захлопнула дверцу.

– С норовом карга, – заметил Квак.

– Незаменимый кадр, хотя позудеть любит. – Кис подошел к портрету, достал заслуженный стакан. – Привет, дедушка. Ты ведь не осудишь. Мы по пять булей. – Он налил Кваку. – Ну, давай. Ты первый, как высокий гость... Держи «щербатого», и поехали, пока никто не мешает.

– Будь здоров! – Квак выпил, крякнул. – Хорошо пошла. Сколько градусов?

– Сорок.

– Совсем как наша, – обрадованно изумился Квак.

– Ладно, гони стакан. Время – золото. – Кис опять наполнил «щербатого». – Со свиданьицем! Да сгинут все лу... – Кис поймал себя на слове, торопливо проглотил пять булей, – лучком, говорю, закусить бы, но прибыл ты неожиданно.

Квак виновато развел руками: бывает, мол.

– Оправдываться после будешь, – произнес мышиный король, аккуратно и по-аптекарски точно выдаивая бутылку. – Теперь давай за королев, пусть им икнется посильнее. Пей.

– Послушай, а как у тебя с королевой? Она еще не проела тебе всю плешь? Особенно по утрам, когда встает с левой ноги?

– Конечно, нет... Ты пей, говорю.

Лягушиный король выпил, вернул стакан.

– А что у тебя, – Кис поводил пальцем по граням «щербатого», – и с королевой тоже все протухает?

– С чего ты взял? У меня все прекрасно. Лучше быть не может. А с левой ноги она никогда не встает.

– Это хорошо. – Кис опорожнил стакан. – А твою дочь не зовут ли все потаскушкой? Она не торчит ли дни и ночи в ... этой... вылетело из головы.

– В дискотеке?

– Вот именно. И не приводит ли она оттуда... этих... ну, как их?

– Хахалей под видом женихов?.. Нет, – Квак сделал короткий мах рукой, словно отрубил, – моя дочь даже не знает, что это за слово такое – дискотека.

– Это хорошо, – кивнул Кис. – Моя тоже. Я вижу, обе они, как родные сестры. – Он протянул наполненный стакан Кваку. – Бери. Дай-то им Бог по достойному жениху.

Квак пригубил стакан и настороженно замер: где-то неподалеку что-то зашуршало, зашелестело, потом раздался негромкий свист. Короли обменялись взглядами.

– Не тяни резину. Допивай, – шепотом приказал Кис.

Через несколько секунд бутылка и "щербатый" были упрятаны за портретом дедушки.

– Не упадут? – озабоченно спросил Квак.

– Дедушка не позволит. Не боись, – успокоил мышиный король. – Стань пока за дверью. Принесла кого-то нелегкая.