– Куда пошел Бек? – спрашивает Уолт.
– Проведать старого друга.
– Сильно старого?
– Нет, не в смысле… забудь. Это девушка, и ей, наверное, лет двадцать.
Я никогда не встречала Клэр, потому без понятия, чего ожидать. Как правило, едва услышав имя, я уже понимаю, с кем имею дело. Уолт, Бек, Карл, Арлин… хорошие люди. В отличие от Тая, Кэти, Уилсона. Но Клэр… с Клэр все сложно. Я наблюдаю, как первая в моей жизни Клэр открывает дверь, и уже могу сказать, что всем Клэр в мире это не сулит ничего приятного. Она встречает Бека хмурым взглядом, в котором мне видится что-то вроде «это не самый паршивый день и не самое мое хмурое лицо, но я хмурилась так долго, что теперь оно приросло ко мне навеки» . Глаза у нее запавшие, темные, и я бы поспорила на все деньги в банке (по крайней мере, все оставшиеся), что Клэр заядлая курильщица.
Бек исчезает в таунхаусе.
Я должна что-то сделать. Что угодно.
– Уолт?
– Да? – Уолт не отрывается от кубика.
Щелк-щелк-щелк.
– Окажешь мне услугу?
– Да? – А головой качает – «нет».
– Мне нужно, чтобы ты посидел здесь, пока я проверяю шины.
– Шины?
– Да, мне послышался какой-то хлопок, когда мы ехали по шоссе. Нужно убедиться, что они все еще… наполнены воздухом и все такое. Так как, справишься? Останешься в машине?
Он запрокидывает голову и перемешивает цветные квадратики:
– Да.
– Отлично. Я быстро. Никуда не уходи.
Я выпрыгиваю из грузовика и обегаю дом с торца возле двери «350». Надеюсь, Уолт сейчас увлечен своим кубиком. Потому что если нет, то, увидев меня, он наверняка рванет следом. А если рванет, то у меня будет больше шансов сохранить секретность операции верхом на слонопотаме. К счастью, насколько здешние дома апатичные, настолько же они и маленькие. Уже через несколько секунд я на заднем дворе номера «358». Я рассчитывала на незапертую раздвижную дверь или, на худой конец, собиралась что-нибудь взломать, но удача, кажется, на моей стороне. Несмотря на прохладу, окно рядом с внешним блоком кондиционера открыто. Пробравшись сквозь заросли кустов, я сажусь под окном и слушаю. Голос Бека узнаю безошибочно.
– …не куплюсь. Ни за что.
– Зачем мне лгать о таком? – Голос хмурой Клэр звучит так же тоскливо, как она выглядит.
– Отличный вопрос, если учесть все дерьмо, через которое мы прошли.
– Бек, как я и сказала по телефону, мне жаль.
Щелчок зажигалки, а затем – дым. Вылетает из окна прямо над моей головой.
Так и знала, что она курит.
– Может, лимонада или еще чего?
– Что? Нет.
Ненадолго воцаряется тишина, и вот снова звучит надтреснутый голос Бека:
– Я действительно решил… не знаю. То есть я понимаю, прошло много времени, но подумал, что если приеду сюда… если ты просто меня увидишь… – Опять тишина. И шепот: – Ты правда меня не помнишь?
Еще одна струя дыма.
– Я жила в нескольких семьях. Трудное было время.
Мой терапевт говорит, что это нормально – блокировать боль. – Снова пауза, снова дым, и снова голос Клэр, только теперь тише: – Слушай, я не…
Тишина. И Бек:
– Ты в порядке?
– Нет. То есть да, просто…
– Что?
– Наверное, это ерунда, но… я тебе что-то пообещала или?..
Пауза.
– Вроде чего? – спрашивает Бек.
– Ничего. Да, точно ерунда. Может, лимонада?
Бек вздыхает:
– Мне пора.
Сгорбившись, я бегу вокруг таунхаусов, подлетаю к грузовику и, как только открывается дверь дома Клэр, начинаю пинать колеса. Бек пересекает лужайку, и я сую руку в карманы, словно торчала тут все время.
– Что ты делаешь, Мим? – Его голос дрожит.
– Просто убедилась, что корабль на ходу. – Я прокашливаюсь и цепляю на лицо самую обыденную, супероптимистичную, нешпионскую улыбку. – Как прошло?
– Хорошо, – лжет Бек, распахивая водительскую дверцу. – Поехали отсюда.
Уолт ставит на место последний зеленый квадратик:
– Шины все еще наполнены воздухом и все такое, Мим?
– Конечно, Уолт.
– Эй, эй, я Уолт.
– Чертовски верно, – шепчет Бек, выруливая с подъездной дорожки.
Обратно через Белвью едем в тишине. Я могу лишь догадываться, что сейчас творится в голове Бека. Он проделал такой путь только для, того чтобы хмурая курящая девчонка с амнезией предложила ему лимонад – дважды. Паршивей некуда.
Перед закрытым кафе-мороженым стоит одинокий маленький мальчик и рыдает навзрыд. И в голову против воли лезут мысли, что это единственное, что остается детям в наши дни. Единственное, в чем есть хоть какой-то долбаный смысл.
Читать дальше