Иван Охлобыстин - Записки упрямого человека. Быль [litres]

Мы так и не стали «людьми Традиции», оттого и несчастны порой. Грех наших родителей. Отражение первородного греха. Но сам факт того, что мы все-таки знаем о ней, – отпущение упомянутого греха и недопустимость упрека.

Традиция – это просто и гениально. Часто необъяснимо с деловой точки зрения и легко читаемо душой. Традиция начинается с безусловного утверждения: спасибо Богу за всё!

И по нисходящей: я для мира, мир для меня, хочу любить и быть любимым, боюсь смерти, но знаю, что умру, и далее: перед едой надо креститься, уметь быть благодарным, мужчины должны отслужить в армии, женщины должны выходить замуж девственницами, судьи судить справедливо, учителя вдохновлять, врачи воскрешать – образно, разумеется.

Все знают, что такое Традиция, но не все следуют ей, оправдываясь личным комфортом, но чаще всего скрывая за этим бессознательное движение по жизни, которое сродни животному существованию. Жизнь, проходящая в дымке. Отравление пустотой.

Из нее можно вырваться, только следуя Традиции. Беспощадно по отношению к себе, милосердно по отношению к людям. Иначе говоря: стать теми, в кого захотят играть ваши дети.

И если между героем и родителем они выберут последнего, значит, вы сумели его воспитать в духе настоящей Традиции. Стоящей над сиюминутными представлениями о добре и зле, мудрости и безумии, радости и печали. Сотканной из любви, а оттого неподсудной человеческим законам, а лишь законам Божеским!

Последнее время консервативные взгляды в нашем обществе стали пользоваться спросом. С учетом общей гражданской неопределенности это неудивительно.

Дабы облегчить моим соратникам и единоверцам процесс ознакомления с представленной широкой публике теоретической базой консерватизма, при этом абсолютно не умаляя святоотеческое наследие, дерзну, среди прочего, рекомендовать к ознакомлению труды итальянского философа Юлиуса Эволы.

Во многом согласен я с Юлиусом. Что говорить: в Эволе текла аристократическая кровь. Даже не понимая этого, своими рассуждениями, прежде всего, он наносил удар по сословию торгашей, которое поставило аристократию перед унизительным выбором: или уподобляться, или вымирать. Тем не менее Юлиус был уже отравлен своим веком. Им предложенное «новое средневековье» грозило ему же в первую очередь.

Юлиус желал пиршеств духа Валгаллы, но тоже пользовался банковской книжкой, а одно с другим не сочетаемо.

Сознание Эволы оформилось из причудливого сплетения «христианской эстетики» Шатобриана и «колониального язычества» Рене Генона, воспитанного, в свою очередь, как это ни покажется на первый взгляд странно, на апофатике Дионисия Ареопагита. Мысль Юлиуса стала одним из фрагментов пазла «философии будущего», и никто из современных традиционалистов еще не был способен столь образно и доступно объяснить саму суть «человека Традиции».

Нельзя не восхититься его прозрениями: «сознание всегда голодное» или «допуская любого к сокровенному знанию, ты лишаешь это знание силы». Согласен с его утверждением, что мир «обабился». Думаю, и дамы согласятся. На их хрупкие плечи взвалили чужие беспокойства.

И книги, где только о мужестве, чести, прямоте и верности, предлагаемые Юлиусом взамен бульварного чтива, пожирающего время жизни, очень привлекательны. Только я бы туда любовь добавил. Однако Эвола боялся показаться смешным и про любовь напрямую говорить воздерживался. Ему хотелось «свободы как добровольного жертвенного подчинения».

Эвола неистово искал своего «человека Традиции», но Традиции уже не было. Ее необходимо было «создавать из воздуха», а не кликушески оглядываться на тени древних побед и богов.

Эвола хотел невозможного, предлагая решать эти задачи «активным нигилистам», которые, по большому счету, были вообще не заинтересованы в победе Традиции (как и во всем остальном) иначе бы они не соответствовали категории «активных нигилистов».

То есть: опять Юлиус «упирается в самого себя».

И несмотря на то, что известный русский философ Александр Дугин упрекает Юлиуса в фашизме, сам Александр придерживается ультраправых взглядов, а значит… он лишь откладывает на время решение тех вопросов, которые никак нельзя решить, не согласившись с Эволой на самом глубоком уровне. Конечно, Юлиус – сплошное противоречие. Он здраво утверждает примат «духовного родства», а не «родства крови», и при этом до конца не может определиться с евреями. Что, наверное, свойственно всем идеалистам. Рано или поздно ты утыкаешься в еврея, и приходит понимание, что один вопрос в жизни ты для себя решить никогда так и не сможешь. Всегда открытый вопрос.