Сергей Носов: Аутентичность

— Это будешь не мне рассказывать.

— А кому?

Она не ответила.

Стив налил еще себе и нервно выпил.

— И еще попрошу вас, молодой человек… — Она перешла с ним на «вы». — Пожалуйста, перестаньте распространять слухи, что «будка» и «будущее» однокоренные слова.

— Это было давно, Анна Андреевна.

— Не очень давно. Не далее как в прошлом году на конференции по известному поводу вы читали свои переводы, а заодно высказали предположение, что Ахматова комаровскую дачу нарекла «будкой» в честь глагола «будет»…

— Я объясню, как было. Мне тогда показалось, что вы слово «будка» могли бы интерпретировать в стиле Хлебникова, как неологизм, восходящий к слову «будет». Помните, «будетляне» у Хлебникова? Мне показалось, что, произнося «будка», вы должны были вспоминать «будетлян». То есть из глагола «будет» вы как бы производили существительное с уменьшительным суффиксом. «Будка» — это как бы приватный фрагмент будущего, может быть, даже квант будущего, но очень личного, не связанного с большим временем. Если переосмыслить вашу метафору «бег времени», это не «бег», а «шаг». Просто «шажок». «Шажок» в предстоящем. Вот, скажем, сейчас — здесь и сейчас. «Будка» — это микрособытие, понимаете? Так мне тогда представлялось. Теперь я не держусь за эту идею. Она мне давно уже показалась сомнительной.

— Сомнительной? И это вы говорите мне? Не сомнительная, а бредовая!

— Согласен, — охотно покорился Стив.

Помолчали.

— Анна Андреевна, может быть, это лишнее, но я должен сказать вам: я чрезвычайно высоко ценю ваше творчество и просто люблю вас как человека. Это единственная причина, по которой я здесь.

— Знаю, знаю, — пробормотала Ахматова и вдруг повеселела. — Что же получается? Прошлое — это, что ли, прошловка, да?.. Нет, прошивка!.. А настоящее? — Она глухо засмеялась. — Что ли, настойка, да?

Стив тоже засмеялся — принужденно. Странно было, что разговор только о нем. А столько можно было вопросов задать!..

— Прошивка, настойка, будка, — похохатывала Ахматова.

— Анна Андреевна, а вы сейчас пишете?

Смех ее медленно затухал. «Не надо было», — подумал Стив.

Замолчала. Стив слышал ее тяжелое дыхание.

— Только в стол, — тихо сказала Ахматова, настолько тихо, что Стив мог и ослышаться, и добавила еще тише (да так ли сказала?): — Цензура была, а тут еще круче.

Вспомнил! Не рассказать ли ей о цензуре веселое? Как он сам нашел цензурное вмешательство в советское издание «Робинзона Крузо». Он один знает секрет «Робинзона Крузо», вышедшего в Ленинграде в 1955 году, — в область его интересов эта книга попала совершенно случайно. Чем же данное издание отличается от всех английских? А вот чем. О том, что Робинзон делал стул, там сообщается в записи от 12 ноября, тогда как в оригинале он мастерил стул — 7-го. Так в дневнике Робинзона. Еще бы! 7 ноября — священный день, Анна Андреевна знает. А тут стул какой-то. Смешно же, нет? Очень смешно. Стив гордился собой, это он сам обнаружил. Но рассказать Ахматовой не решился. О цензуре Ахматова понимала больше него.

Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем она заговорила снова:

— Молодежь уроки не учит. Когда же ты окно закрыл? Окно закрыл, а дымоход не стал открывать? Угли-то, поди, не прогорели. Второй раз угораешь.

Он тоже не заметил, когда закрыл окно. А сразу и закрыл, наверное.

— Всё в порядке, Анна Андреевна. Мне хорошо. Второй раз не получится.

— Ну, тогда я не знаю, что с тобой делать.

«Надоел, значит», — догадался Стив. Обидно. Так и не поговорили. Хотел спросить о Бродском, правда ли, что он читал в этой комнате ей «Большую элегию Джону Донну», и помнит ли Анна Андреевна, что в числе отчужденного от уснувшего Джона Донна упомянуты там сосны, а главное «пустые скворешни» — не «скворечники» (birdhouses, nesting boxes, starling houses), а «скворешни» (непереводимо!) — совсем как у нее, только не «ветхие», а «пустые». Но правильное слово «скворечник» соотнеслось в мозгу Стива со словом «синичник», и он сосредоточился на «синичнике», вспомнил, что это не жилище синицы, а что-то другое, дикорастущее, из его прошлой жизни. Забыв о скворечниках, Стив увидел коряги, редкие синие ягоды, мох, муравьев.

— Кыш, кыш!

— Куда? — Он очнулся.

— В лес! За грибами! За лисичками! Корзина на веранде, фонарик на полке у двери. К Черному озеру, за Черный ручей, там много грибов. Где кладбище, знаешь? Ну так быстро, давай же, давай!..

Стив метался в темноте непонятно где — какие-то углы, стены, ступеньки…