Виктор Рябинин - Потрошители морей

Только зверя-то нигде не было. Ни следка на наших тропках, ни когтистой отметины по насту. А ведь Нануй с Олешкой пропали! Вроде как бесследно, если поминальной отметины от алеута не считать. Потому в одиночку из своей берлоги без нужды не показывались. Выходили все разом, забывши холод и определив кого-нибудь в конвоиры. Всё понимали, раз земля чужая со своим обычаем, знать и нечисть живёт по своим уложениям, нам не ведомым.

Одним словом, разладилась наша жизнь, оскудела. Даже в самую полярную ночь на северное сияние любоваться не выходим. К тому же, морозы навалились и съестной припас к краю подошёл. Стали с горя ждать лёгкой смерти от голода, налегая на молитвы и церковные песнопения. Может и не все, может только я один упал духом от бескормицы. Но только и Водянников, старого уклада мастер, и тот, отчаявшись, не особо косился на мои сопли, махнув рукой на молодое поколение.

Видать с отчаяния, всем табором пробовали на охоту сходить. Да куда там! Главный наш алеутский следопыт уже с месяц как пропал безо всякого своего следа. Даже Буза смирился с бедственным положением, приговаривая в порыве откровения:

— Да, не съели бы звери нашего Нануйку, мы б ещё пожили недельку другую, никак не меньше.

— Ничего ещё, ничего, — с надеждою встревал плотник, — продержимся и при таком провианте, — и он показывал на старые оленьи шкуры.

Зырян по обыкновению молчал, выскакивая с заряженным оружием на любой шорох, но возвращался ни с чем, начиная скучать и нагонять на нас тоску:

— Вот, помню, у ляхов обоз отбили, так там свиневьи головы по сортам…

А вскорости и видения стали являться. Не знаю, как к остальным, а ко мне, то матушка с лукошком гороха, то батюшка с розгой на правку, как в родительскую субботу, но чаще всего Стешка в непотребном виде и едва прикрывшись либо печным передником, либо банной шайкой. Такая дрянь под утро являлась, что оторопь брала и просыпаться не хотелось. А уж когда посреди яранги вырос здоровый Нануй, я сразу уверовал, что грядёт мой смертный час.

— Однако, здравствуйте! — сказало видение человечьим голосом и присело к нам на нары. — Со свиданьицем вас, давно не виделись.

— За всеми разом пришёл или по одному забирать будешь? — озаботился Буза, не ожидая пощады от замогильного упыря.

— Увезём всех вместе, пока ещё живы, — молвила гнусавым голосом нежить и что-то прокричала в сторону выхода из яранги, видимо, вызывая загробную подмогу, для снаряжения нас в дальнюю невозвратную дорогу.

В ответ на призыв нечисти, в нашу юдоль скорби ввалились, напустив холоду, три с виду живых человека. Роста небольшого, одеты, как один, в оленьи кухлянки, на ногах моржовые торбаса, а на круглых головах меховые малахаи. И с лица одинаковые, как братья нашего Нануйки. Я тому не удивился, знамо дело, на том свете все одинаковые, как наставляли некоторые учителя ещё в бурсе. И даже когда нас в такую же одёжку обрядили, и в рядок на нарты уложили, принял всё, как должное по северному обряду. К тому же в твёрдом уме и здравой памяти пребывал, как сейчас помню.

Ехали на собаках, но задубеть не успели, знать, не долго. Подкатили к округлому шалашу из голого снега. Внутрь залезали на карачках по крытому лазу, а там нашли и стол с мороженой олениной, отрезай — не хочу, и каменные плошки со строганиной из рыбы, и чай из морошки в тепле сразу от трёх жирников. Я враз как-то успокоился и тихо отошёл. Как потом оказалось, ко сну.

А на следующий день и вовсе головой утвердился во весь обхват. И помог в этом наш Нануй. Рассказывал он не долго, но доходчиво. Оказалось, что мы находимся в гостях у северных инуитов, а местность по-алеутски называется Алашха, что значит Китовая земля.

— Так это, стало быть, твои знакомцы? — тут же поинтересовался Водянников.

— Не полная родня, — раздумчиво отвечал Нануйка, — но деды наших дедов знали дорогу один к другому, поэтому и язык, считай един.

— Так эта земля Аляска выходит вся ваша? — не унимался Божанка.

— Алашха, — тут же поправил алеут.

— Я и говорю — Аляска, — настоял плотник. — Так она вся ваша и есть?

— Нам чужого не надо, — гордо по-русски ответил алеут. — Инуит сам по себе существует, и алеут сам по себе живёт.

— Выходит, и не знаетесь? — вновь влез Водянников.

— А зачем? Нам и так гостей хватает выше головы. И чукча, и тунгус, и якут, а всех более урус достаёт, что со всех сторон обложил.

— Это верно говоришь, — застолбил Елисей Буза, — без нас вам житья не будет. Друг дружку за милую душу перебьёте, когда до пороха достигните. Своим-то умом нет, но у того же китайца за соболь выменяете. Что да, то да!