Каролина Сеттерваль - Давай надеяться на лучшее

Итак, мы решаем, что с понедельника ты начинаешь работать, а я остаюсь в отпуске по уходу за ребенком одна. Ивану уже почти месяц. Тебе я в этом не признаюсь, поскольку стесняюсь этого чувства, однако втайне я мечтаю о том дне, когда Ивану исполнится девять месяцев и я смогу снова вернуться на работу – туда, где я все знаю и чувствую себя уверенно, к задачам, с которыми я справляюсь, к делам, которые умею делать хорошо. Я завидую тебе, потому что в понедельник ты пойдешь на работу.

По ночам, когда ты спишь, а меня разбудил Иван, который обмочился или требует грудь, я обычно не могу снова заснуть. Вместо этого я гуглю «послеродовую депрессию», ломая голову, не она ли со мной случилась. Как-то странно я мыслю. Как-то непривычно ослабела. Может быть, у меня депрессия? Это было бы сейчас очень некстати. А ведь я обещала, что в первое время возьму на себя бо́льшую часть забот о ребенке. Обещала, что я все вынесу, что я все сделаю, что от тебя требуется только согласие – а остальное я беру на себя. Взваливать на тебя свои чувства я не могу. Так что я продолжаю гуглить по ночам. Ставлю галочки в анкетах, размышляю – все же у меня, похоже, послеродовая депрессия. В таком случае мне придется держать ее при себе. И справляться с ней в одиночку.

Я решаю переговорить с нашей медсестрой в детской консультации, когда мы пойдем туда на следующей неделе для осмотра. Мы знакомы всего несколько недель, но я звонила ей уже много раз – практически каждый день, – чтобы спросить по поводу плача Ивана или красных точек у него на животике. Я решаю на следующей встрече рассказать ей, как я себя чувствую, – пусть она решит, действительно ли у меня депрессия, или же я очень, очень чувствительная новоиспеченная мамочка. Что бы это ни было, я должна решить проблему. Срок исполнения – вчера.

Моя новая докторша очень любезна. У нее не вызывает сомнений, зачем мне нужен больничный, она не рассказывает мне, что горе – не болезнь, не говорит, что это называется «острая кризисная реакция». Она не спрашивает, с чем в повседневной жизни я не справляюсь, – понимает, что для меня сейчас не существует повседневной жизни. Вместо этого она спрашивает меня, как я себя чувствую. Слушает, записывает, задает вопросы, обсуждает со мной мое настоящее и будущее. Моя новая докторша работает на другом конце города. Добираться мне до нее час в один конец, но это не имеет значения. Все равно мне никуда не надо спешить.

Сегодня моя новая докторша взяла у меня анализы крови. Она хочет убедиться, что мое резкое похудание в последние недели не связано с чем-то другим, помимо горя, и хочет проверить, все ли в порядке со щитовидкой. Она доходчиво объясняет, что со щитовидкой по причине беременности и родов могут произойти изменения. Она выяснила, какие автоиммунные заболевания имеются среди моих ближайших родственников, спросила, как я сплю по ночам, – и я ответила ей, что не сплю вообще. Мы приходим к тому, что, поскольку я сейчас одна с Иваном, которого я к тому же кормлю грудью, то мне не стоит принимать снотворное. Во всяком случае, в нынешней ситуации. Однако мне следует подумать, как организовать себе сон. Она считает, что сон играет куда более важную роль в моем восстановлении, чем я думаю. Сегодня она выписала мне лекарство – своего рода антигистаминный препарат, который снимает страх и мягко успокаивает, но не вызывает зависимости и не повлияет на Ивана через грудное молоко. Я по-прежнему смогу просыпаться и вставать к Ивану, если это потребуется, но, возможно, буду быстрее засыпать снова.

По пути домой я захожу в аптеку и забираю свои новые таблетки. Фармацевт спрашивает меня, знаю ли я, как они действуют, и я отвечаю, что нет. Она рассказывает мне, что от них я могу стать вялой и сонливой. Я отвечаю – спасибо, в том и фишка, плачу немыслимо малую сумму за сто таблеток и иду дальше в сторону дома. После визита к врачу я чувствую себя в приподнятом настроении. Словно я движусь куда-то – в другое место, туда, где мне лучше.

Понятия не имею, как она это делает, но я твердо решила стать такой, как она. После очередного звонка в детскую консультацию, получив тот же ответ, что и во все прочие разы, когда я звонила – что все нормально, что младенцы кричат иногда по вечерам, что это просто надо принять, – я окончательно срываюсь и звоню своей мачехе. Она умеет обращаться с младенцами. Я наблюдала, как она одна воспитывала мою сестру, которая на восемнадцать лет моложе меня, и видела, как она легко и естественно окружает себя детьми – своими и чужими. Когда речь идет о ней и младенцах, никаких проблем не существует. Сейчас мы призываем ее помочь нам справиться с нашим собственным ребенком. В пятницу вечером – это пятая пятница в жизни Ивана, потому что ему уже пять недель – она появляется у нас в прихожей с полными пакетами продуктов и румянцем на щеках. Она взяла отгул на работе, чтобы провести два дня с нами. За это я ей безгранично благодарна. Похоже, тебя тоже не очень напрягает ее присутствие. Напротив, ты словно вздохнул с облегчением, когда она переступила порог. Подозреваю, что твое облегчение скорее связано с моим состоянием, чем с самочувствием Ивана, но это не имеет значения. Главное – она здесь.