Тереза Браун - Смена. 12 часов с медсестрой из онкологического отделения - события, переживания и пациенты, отвоеванные у болезни

В дело вступает гордыня. Я слишком гордая, чтобы сказать ей, что на меня свалилось слишком много, что я переживаю, что могу не справиться. Не стану прибедняться перед кем-то, у кого надо мной власть. Я покажу, что способна со всем справиться, что хороша в этом деле: Тереза Браун – супермедсестра. Если бы я возразила, то, может быть, – только может быть, – она бы поменяла свое решение, однако теперь я уже этого никогда не узнаю.

Я смотрю на распечатку у себя в руках. В графе «причина госпитализации» указано одно-единственное слово: «инфекция».

– Что с ним?

– Не знаю, – она снова смотрит на свой планшет с зажимом для бумаг. – Просто позвони в приют, номер там указан. – Она тычет указательным пальцем на написанный номер телефона, после чего уходит, что-то отмечая ручкой в документах.

Я возвращаюсь к своей рабочей станции. Мне хочется швырнуть документы на госпитализацию, однако я этого не делаю. Одним из ключевых факторов, способствующих «перегоранию» персонала на работе, является наличие у него чувства, будто мало что от него зависит. Что ж, в больницах врачи и медсестры пребывают в таком состоянии практически постоянно.

Над дверью в палату Дороти загорается сигнал вызова, а сопровождающий его звон звучит, словно упрек. «Черт». Я оставила ее документы на выписку – конверт и все остальное – на сестринском посту. Мне следует заглянуть к ней и все рассказать, а мне только и хочется, что присесть, сказать старшей медсестре, чтобы хотя бы сегодня она не уходила раньше положенного, а затем выделить пять минут, чтобы сгрызть блестящее красное яблоко, оставленное мной в холодильнике.

Световой сигнал вызова гаснет, и я облегченно вздыхаю. Следом звонит телефон. Это Майя, санитарка.

– Тереза, Дороти хочет знать, где документы на ее выписку.

– Они у меня. Я ей скажу. – У меня срывается голос.

– Ты в порядке?

– Мне только что дали еще одного пациента.

Внезапно она появляется прямо передо мной.

– Кого?

– Ирвин Муни.

– Ирвин, – размышляет она. – Он всегда опаздывает – его привозят на «Скорой».

– Да?

– Да.

– Сильно опаздывает?

– На несколько часов минимум.

Я улыбаюсь.

– Врешь ты.

– Вру, но ты теперь зато больше не хмуришься. – Она улыбается мне в ответ.

– Слушай, можешь сказать Дороти, что бумаги готовы и мне нужно только забрать их на сестринском посту? У тебя есть время?

Поколебавшись, она утвердительно кивает.

– Спасибо тебе! – нараспев говорю я, широко улыбаясь. Немного взаимопомощи придает мне такой же заряд бодрости, как и кофе после обеда.

Я возвращаюсь на сестринский пост – документы Дороти лежат там же, где я их оставила. «Я знала, что ты за ними вернешься, Ти, – говорит администратор. Затем она наклоняется ближе ко мне, словно хочет поделиться секретом и тихо спрашивает: – Неужели Кандас Мур и правда жаловалась по поводу напора воды в ее душе?»

– Ну мне так сказали.

– Ох, Ти, – смеется она. – Это уже перебор. Пора б ей уже хоть немного изменить свое отношение.

– И то правда, – соглашаюсь я. Ее муж вот уже несколько лет болеет дегенеративным заболеванием мышечной ткани. Когда она не на работе, то обычно из-за того, что он снова в больнице. Она, может, и рассеянная, однако почти всегда в хорошем расположении духа, и сегодня я благодарна ей за это как никогда.

Медсестры иногда шутят во время пересменки, что день прошел хорошо, если в конце дежурства все пациенты еще дышали. Может показаться, что мы ставим планку слишком низко, однако болезни бывают неизлечимыми.

Повернувшись, я снова вижу сидящего на каталке Рэя – он вернулся с обследования. Я прекрасно помню обо всем, что поставлено на карту: про мистера Хэмптона и назначенное ему убивающее людей лекарство, Шейлу и ее потенциально фатальную перфорацию кишечника, Кандас, пытающуюся спастись от своей смертельной болезни. Про мужа Дороти, который ждет не дождется забрать свою жену домой.

Я беру документы Дороти на выписку под мышку. Пришло время ей покинуть это чистое, хорошо освещенное место. Наверное, дома ее ждет кресло не из холодного заменителя кожи, а из теплого хлопка. И там полно заставленных фотографиями в рамках полок. Вазу с цветами, которую она всегда держит на виду и полной в своей больничной палате, можно будет убрать до следующего раза, если он, конечно, еще будет. Я искренне надеюсь, что Дороти больше никогда не переступит порог нашего отделения. Во всей этой суматохе я позабыла, однако теперь вспомнила: самое главное – это чтобы в конце дня все были живы.