Коллектив авторов Философия - Человек цифровой цивилизации

А потом подумал: «Может, высохнет к утру…»

И пошел спать.

И уже ложась, думал о том, что хорошо все же, когда «Нет». Ну, нет чего-нибудь…

Кофе нет. Или вот воды бы не было и не залило бы.

А квартиры бы не было и не жалко было бы подвесного потолка и свежего ремонта. А жены не было бы, и никто бы правду о твоих рецензиях и стихах бы не говорил. А жизни бы не было и умирать не надо было бы.

Потом я подумал, что такой подход практикуют буддисты.

А потом пытался вспомнить имя хоть одно буддиста, кроме принца Шакьямунти, и не вспомнил. Нет таких. Все в нирване.

А те, кто что-то ищут, православные, католики, иудеи, мусульмане — имена известны. Мучаются по жизни, страдают, пишут об этом книги и музыку, снимают кино. И ищут, ищут, чтобы было! А не чтобы «Не было».

А буддисты не ищут. Знают, что «Нет».

И искусство, выходит, бесполезная вещь, только как побочный продукт, рожденный, как отработанный шлак, во время поиска руды.

Я встал с постели, открыл ноутбук и написал вот этот шлак.

Я зашел в Музейный центр на Стрелке примерно в 13.35.

Спустился на первый этаж. Повернул направо. Зашел в приемную директора.

— Здравствуйте, Алена, Шубский у себя? — спросил я у секретарши.

— Здравствуйте, у себя, можете зайти.

Открыл двойную дверь в кабинет. Зашел. Шубский сидел за столом. Читал.

— Здравствуйте, Михаил Павлович.

— О! Здравствуй, Олег! — сказал приветственно директор музейного центра и вышел мне навстречу из-за стола.

— Присаживайся, — показал он на столик для разговоров.

Мы сели за столик. На нем лежала газета. Газета называлась «За Сталина!».

— ? — улыбнулся я.

— Это мне принес сегодня их главный редактор, — прокомментировал Михаил Павлович, — там архивные материалы в отчетах Берии о том, за что и как были переселены в 1944 году, за пять дней, девятьсот тысяч чеченцев и ингушей.

Интересно то, что редактор этой газеты в 91 году был ярым демократом, как мог, участвовал в разрушении компартии, за что был, как он утверждает, гоним властями, и ему пришлось эмигрировать в Америку.

Там он с женой лет десять прожил. Родили детей. Но вот года два назад вернулся в Красноярск и теперь стал ярым сталинистом. Даже газету выпускает.

Мы еще немного поговорили о превратностях человеческой судьбы. И о том, что бывает так, что совершенно нельзя даже предположить, что за жизнь будет у человека, или спрогнозировать его поступки. Точнее, спрогнозировать какой-нибудь основополагающий, судьбоносный для человека шаг. Нельзя. Особенно если этого человека не знаешь близко.

Да что говорить. Зачастую, даже видя перед собой человека, нельзя ручаться за то, что ты сможешь его правильно оценить, узнать.

С этой темы мы плавно и естественно перешли к теме предстоящего «Философского кафе». Местные философы собираются в последнюю субботу месяца в Музейном центре. Предстоящая тема: «Человеческое и нечеловеческое в человеке».

А так как Михаил Павлович Шубский — профессиональный философ, кандидат философских наук, доцент, стали обсуждать его новую статью для какого-то философского журнала.

И затем тему цикла лекций, который он будет читать в университете — «Русская Метафизика».

Я спросил:

— У вас уже есть финальная, итоговая схема-график, все объясняющая? Ведь после того как вы будете подводить в течение семестра студентов к философскому обобщению, выводу, вы же должны им показать в итоге, пусть схематически, но устройство мира, исходящее из вашей философской доктрины.

Шубский улыбался.

— И в данном случае, — продолжил я провоцируя, — она выглядеть, на мой, конечно, непрофессиональный взгляд, должна так. — И я нарисовал на чистом листе бумаги небольшой круг, на котором сидит фигурка-закорючка человека.

С земным шаром и человечком и так все понятно, а все остальное пустое пространство листа обозначает Бога, — комментировал я свою схему.

Шубский начал отвечать, что не так все просто и уже начал рисовать свою схему…

Но вдруг в дверь кабинета постучали. Вошла секретарша.

— Михаил Павлович, к Вам — Барбара.

— Пусть подождет, — сказал он машинально, чтобы не перебивать нашу беседу.

И следом переспросил: «Какая Барбара?»

Тут же встал и пошел в приемную. Я, не меньше заинтригованный, пошел за ним.

В приемной стояла высокая хрупкая блондинка с короткой стрижкой. Как я выяснил позже, ей 24 года.

— О, Барбара, — оказывается, Шубский знал ее, — на выставку пришла? У нас через пять минут открытие выставки.