Ринат Валиуллин - Соло на одной клавише

Жарясь креветкой в паэлье Иберийского полуострова, я не думал о смысле жизни, я вообще не думал. Заграницы объятие пестрое и закатов багровые губы высосали из меня всю любовь к высоким материям Я был брошен её необитаемый, в карнавале затерянный чужих полуголых масляных тел, мужских и особенно женских, блестевших бриллиантами граней. Мои чувства лежали в кармане, на безделье разменной монетой, здесь ненужные, ино…странные. И некому было их выплеснуть. По ящику шла программа о путешествиях, а именно об Испании. В тёмных очках легко можно было закинуть себя на один из пляжей.

– А что это вы в очках, Максим Соломонович? С женой подрались?

– Я не в очках, я в Испании, Катя.

– Да, в каком месте?

– Коста-Брава. Вам не жарко?

– Нет, а что? – посмотрела на себя внимательно Катя, стряхнув одной рукой невидимые соринки с полы пиджака.

– Вы так тепло одеты для пляжа.

– Не настаивайте, Максим Соломонович, я не… – не решилась она сказать слово «разденусь» и добавила просто: – я другая. Кофе?

– А сметаны нет? Что-то я подгорел.

– Я поняла, сделаю со сливками.

Катя ушла. Я в комнате, пустой. Я в комнате пустой. Ни женщины, ни вдохновения. Впрочем, это одно и то же. Качаюсь на стуле, как маятник часов, то ли в прошлом остаться, то ли податься в будущее. Как выдержанный хамон в подвешенном состоянии, в который вгрызаются мысли в сиреневый мозг, цветущий холодный сад. Я катался в кресле по кабинету. Это была часть моего производства. Маршрут был однообразен: до стены и обратно, зато без пробок. Стрелки в нерешительности топтались на месте, я стал на мгновение студентом на скучной паре, когда минута шла за две, конспект был полон сокращённых ненужных слов. «Работаю сам у себя, за собственные деньги трачу собственное время».

В творческом беспорядке стола пальцы поймали скрепку. И начали её мучить, как пленницу. Та молчала. Невербально я сделал из неё сердце, железное. Позже оно стало котлеткой, потом шницелем, который я растянул в колбаску. Пальцы было не унять, я начал раскручивать её по полной до полной неузнаваемости. На эмоциях скрепка сломалась, я посмотрел на её равнодушно и смел в корзину.

Мы сели на ступени, ведущие к спорткомплексу, бетонная лестница была шириной с проспект, солнце предлагало нам свой апельсиновый сок, глядя на нашу трапезу, но мы отказались, так как у нас кроме пиццы было кое-что получше.

– «Мадам Клико» из пластиковых стаканчиков, как ты думаешь, она не обидится?

– Нет, мы же сделаем это абсолютно бездарно.

– Да почему бездарно, ты даришь мне этот закат. Мне, правда, кроме себя подарить тебе нечего.

– Нет лучше подарка, чем женщина на грани соблазна.

– Я бы сказала, по уши в разврате.

– Это если бы мы дружили… Но мы же любим.

Внизу на асфальтовом поле рычал одинокий байкер, разгоняясь то и дело, он пытался поднять своего коня на дыбы, но кишка была тонка: риск упасть на спину не давал ему ни шанса. Я сразу вспомнил: «Кто не рискует, тот не пьёт шампанское». Я рискнул, сразу получил и шампанское, и королеву. Посмотрел на неё, она никак не могла понять, чем занимается гонщик. Видно было, что он ей не нравится. «Женщинам вообще трудно понять таких мужчин, которые не могут решиться на что-то, но хуже всего, когда они пытаются с такими мужчинами жить. Вот где начинается настоящая пытка. Такие жёны либо тоже становятся нерешительными, забитыми, сутулыми, либо уверенными настолько, что мужчина отваливается сам собою». Мы постепенно привыкли к этой заставке с его загонами.

– Не байкер, – глотнув, поставил я на место стаканчик.

– Не мужик, – улыбнулась мне дочь вдовы Клико и добавила, – только настоящие способны пить Клико из пластиковых стаканчиков со своими любимыми, купленное на последние деньги.

– Ну, не последние.

– Сегодня последние.

Мы поцеловались и когда очнулись, мотоциклист пропал. Стало тихо.

– Ты поцеловался с вдовой.

– Да, не мог же я её бросить с таким хозяйством.

– Кстати, ты знаешь, что успеху своего предприятия она обязана русским, которые закупали шампанское для гусар коробками, в то время как во Франции был экономический спад?

– Гусарили?

– Да, «не то что нынешнее племя».

– А что изменилось?

– Ценность жизни выросла, а любви – упала. Все хотят жить вечно.

– А раньше что?

– А раньше хотели вечно любить.

– Где же взять столько шампанского, – добавил я вина в пластмассу.

Солнце исчезло. Целоваться надоело. Шампанское кончилось.