Затем мы запевали простые строевые песни, например, «Песню Дома Аниты», и другие, выражавшие радость маршировки и физических упражнений.
Так устанавливалась дружеская, товарищеская атмосфера. Затем вставала Джуди Стоун и произносила пару слов, в основном о преимуществе прагматизма перед интеллектуализмом. О том, как важно добиваться результатов, а не предаваться идеализированным умозрениям. Ее речи были пикантны и точны:
— Дни колебаний и неуверенности позади! Дни исследований и экспериментов миновали! Как сказал японский писатель Мисима: «В жизни нас ведет слишком много истин; мы должны выбрать лишь одну». Но даже эта единственная истина подвергается сомнению, ибо подлинная истина, стоящая за всеми другими, — Действие!
Госпожу Джуди интересовало Действие в чистом виде и все, что ему содействовало. Когда она говорила, ее щеки краснели в волнении крепкой веры.
— Мы принимаем все, что нам помогает: в этом смысле мы эклектики. Мы верны только ДЕЙСТВИЮ!.. {163} 163 У Лурье слово «Действие» не может быть лишено иронии. Немецкое Aktion («действие»), как мы помним, — эвфемизм для всевозможных зверств: расстрелов, массовой кремации и прочих убийств.
Мы не одобряем разделение общества на Хозяев и рабов. Все мы друзья! Я тоже была рабыней, как вам хорошо известно. Но если существование рабов и Хозяев служит Действию, мы должны принять его безоговорочно!.. Поэтому, где бы вы ни находились — в этом прогрессивном Заведении или в других, разбросанных по всему городу, — не забывайте, что нерешительность — это яд! Бесполезная мысль — это болезнь! Действие способно свернуть горы!.. Какие же горы нам сворачивать, друзья мои?
Мы, разумеется, не знали.
— Наступит день, когда вы узнаете! Посему мы должны готовиться — однажды мы выступим в поход!
Как же нам повезло с этой новой, уверенной в себе Хозяйкой, которая без малейших сомнений указывала нам путь. Обходилась с нами почти как с равными — как с товарищами по команде.
Сколь просты и проникновенно глубоки были ее речи! Они пробивали насквозь праздные разросшиеся ткани, пронизывали нас до костей. Они молодили: у нас появились смысл и цель в жизни. Они проясняли грустные взгляды, и наши глаза вновь сверкали.
С блеском божественного гения Джуди разрешила все людские противоречия. Слуги и Хозяйки хором восклицали:
— Друг Джуди! Укажи нам путь! Путь к Действию, путь к успеху! Путь к осуществлению, путь к славе! Друг Джуди, вместе мы выстоим, а порознь падем! Да здравствует Жизнь! Да здравствует Друг Джуди!
Бет Симпсон подскочила в экстазе и, разорвав рубашку, выставила груди. В волнении она объявила:
— Я отдам молоко на Благое Дело! Отдам молоко рабам!
Тана Луиза радостно возвестила:
— Отныне я не откажу в наказании ни одному рабу, который того пожелает! Мы должны выступить вместе с Народом!
Она достала плеть и в шутку нас отхлестала. Ногам все равно было больно, и мы весело запрыгали.
Тут вмешалась Джуди:
— И, завершая этот субботний сбор, я хочу сделать последнее заявление. Друзья, помните о врагах! У нас лишь один враг — АНАРХИЯ! Анархия — коварная гадина, что рядится в одежды человеческого сострадания и равенства. Она ведет к худшему виду угнетения — самовосхвалению власть имущих! Анархия — это гниль, ГНИЛЬ! Из нее сотканы как безжалостные диктаторы, так и кровожадные толпы плебеев!.. Аристократы в бессилии пестуют анархию. Не поддавайтесь на их льстивые и тлетворные речи. Будьте сильными и прагматичными, объединитесь во имя всеобщего блага… Прощайте, друзья, и до следующего субботнего созыва!
— Джуди, Друг Джуди! Госпожа Джуди! — восклицали мы, а Джуди смахивала короткую челку со лба и поспешно уходила.
В конце этих собраний каждая Госпожа выбирала слугу для интимного танца. Свет приглушали, и наши тела терлись друг о друга, медленно дразня и сексуально возбуждая, что порой, по распоряжению дам, завершалось настоящим семяизвержением.
Так что в тот вечер мы танцевали, мы танцевали и терлись друг о друга, мы танцевали танго, и музыкальные аккорды подстегивали нас. Нас увлекали за собой мелодия и партнерши, а затем танец окончился, и мы, слуги, повалились на пол. Мы обнимали Хозяек за ноги и держались крепко, словно моряки в океане — за обломки кораблекрушения.
Покуда я жив, да и на смертном одре не забуду я того прекрасного вечера — нашего «бегства из Египта».
Небо и сам воздух над Манхэттеном пропитались алой кровью {164} 164 В метафорическом смысле двадцатидвухлетний Лурье — библейский младенец, бежавший из Германии в 1946 г. Теперь же он снова бежит «из Египта» в Израиль, т. е. мы видим возвращение на родину — испуганное бегство от ужасов странного нью-йоркского Всесожжения. Хотя Лурье назвал эту главу «Сожжение Нью-Йорка», редактор оставил лишь кровь, которая разлита в воздухе и густеет. Первая половина главы восстанавливается лишь по памяти и догадкам — в ней описан загадочный пожар, в одночасье уничтоживший Нью-Йорк. Рассказ о нем можно найти в последней главе, «Письмо Ханны Поланитцер к Джуди Стоун».
. По центру небес красовался огромный охристо-желтый диск — предположительно, солнце. В полшестого вечера он застыл там, где должен быть в полдень — в зените, чего ему совсем не полагалось. На Лонг-Айлендском шоссе в это время, по идее, час пик, бетон плавится с адским восторгом, автомобили текут сплошным потоком до самого аэропорта Айдлуайлд {165} 165 Айдлуайлд — старое название международного нью-йоркского аэропорта им. Джона Ф. Кеннеди. В апреле 1942 г. власти Нью-Йорка начали возводить намывную дамбу на болотистом поле для гольфа Айдлуайлд. Первоначально планировалось построить скромный аэропорт площадью 1000 акров, но к концу строительства Айдлуайлд вырос впятеро. Коммерческие рейсы начались в июле 1948 г. Аэропорт переименовали в честь убитого президента Джона Ф. Кеннеди в декабре 1963 г., но в 1970‑е люди все еще называли его по старинке.
.
Читать дальше