Лурье описывает знаменитый нацистский Genickschuss — выстрел в основание черепа. Символичная рана, инверсия «третьего глаза», если угодно, выходное отверстие.
Макс Бекман (1884–1950) и Карл Шмидт-Ротлуф (1884–1976) — немецкие художники-экспрессионисты, чьи работы были показаны на нацистской выставке Entartete Kunst («Дегенеративное искусство»).
В лагерном контексте «яма» — могила, куда людей загоняли, где их казнили и порой сжигали. В других своих работах Лурье тоже часто упоминает «яму». Вагина Аниты — бездна, где мужчины встречают свою смерть. Позже Лурье упоминает «фашистские ямы» — огромные братские могилы уничтоженных «врагов государства». Интересно также построение фразы: «пустая яма, где обитает ее вагина». Это равно читается и так, будто вагина Аниты сама в могиле.
Еще один отголосок нацистских медицинских экспериментов: коррекция поведения посредством электрошока.
Длительное сидение на корточках с вытянутыми руками — пытка, применявшаяся в концлагерях.
Гитлер и Гиммлер были одержимы германскими правителями и завоевателями. В замке Гиммлера в Вевельсбурге были апартаменты, посвященные немецким королям-воинам. Гитлер считал, что надвигающееся разрушение Германии «полностью заслуженно», поскольку немцы не смогли выиграть войну. Когда его советники и генералы возмутились, услышав приказ взрывать мосты, дороги и другие элементы инфраструктуры, Гитлер ответил, что это все не важно, Германия не заслуживает выживания, так как слишком слаба.
Многие из переживших Холокост оказались в психологической ловушке: истязаемые невыносимым чувством вины за то, что выжили, они вынуждены были дальше вести нормальную жизнь. Заслужили ли они простую повседневность? Растворение в жизни казалось невероятным и неправильным. Бобби кажется, что лучше оставаться слугой, чем стать «нормальным», влиться в жизнь. Непростая ирония заключается в том, что «истинное призвание, истинное служение» — это служение, доведенное до степени эротизированного насилия.
В гл. 27 Анита бьет Бобби книгой по голове, когда ему является вдохновленное Катастрофой видение расчлененных женщин. Едва он близок к прорыву, почти готов сбросить наконец рабскую униформу, что-то ставит его «на место». И он бегом возвращается к рутине.
В короткой истории-сне из «Послесловия. Не забыть позвонить моей Любе» упоминается служанка Броня из детства Лурье. С ней у него был некий сексуальный опыт — и он чувствовал себя униженным. Больше никаких служанок в Доме Аниты не появляется.
Амфортас, Король-Рыбак из легенды о Парцифале, ранен в половой орган; травма описана как мистическая и вечно кровоточащая рана — уместная метафора в контексте страданий лагерных узников. Анита растревоживает раны Бобби, отчего они не могут зажить. Увечья, нанесенные его ягодицам, схожи с истязаниями полового органа.
Плоть Христа — хлеб, кровь — вино; вероятно, Бобби — жертвенная фигура, уподобленная Иисусу.
Одно из многих унижений, которым эсэсовцы подвергали своих жертв: заставляли их петь и танцевать в агонии пыток. Бобби и его Госпожа пребывают в трансе, и картины Второй мировой войны смешиваются с сексуальными образами в классическом стиле Лурье.
Волк часто встречался в мифологии Третьего рейха; «Волком» также называли Гитлера.
Возможно, образный ряд намекает, что некто в лагерях защищал Лурье, заботился о нем — помог ему выжить, — или же речь идет о Госпоже Аните, кем бы ни был ее «прототип» в жизни Лурье.
Напоминает типичный ежедневный отбор заключенных в лагерях. Одни выживут, другие нет.
Невозможно переоценить важность этих простых действий в контексте лагерей, где не было утешительного тепла, горячей воды, не завшивевшей одежды. Анита здесь — одновременно офицер СС и спасительница из союзных войск.
Прекрасно, о, как замечательно! (um.)
В части III «Отдаленные места» Бобби повсюду натыкается на песчаную почву. Мы увидим, что Лурье считает песок основной стихией, обладающей целебными свойствами, — в сущности, лекарством.
Этот ребенок возникает ниоткуда — он назван «младенцем», но, вероятно, старше. Нигде не говорится, что Объект Джуди рожал, и ребенок больше не появляется. Лурье противопоставляет девочку разврату и насилию «операции-перформанса». Пока все спят, девочка переходит от одного человека к другому, трогает и даже пробует на вкус мерзкие выделения, словно они способны ее насытить. Вроде бы все прозрачно, пока Лурье не упоминает «флаг». Что за флаг? Представляет ли девочка некую нацию или в целом мерзость национализма, который в белых одеждах и с невинным видом танцует на цыпочках посреди бойни, что вершится его именем?
Читать дальше