Григорий Медведев - Лицей 2017. Первый выпуск [антология]

— Уж куда оптимистичнее, — покачал головой Рома.

Да, сильно он расстроился из-за саркомного мужика. Или другие были причины. Я спросить не решился.

Оказалось, я тоже впечатлительный. Мне как раз снился тот мужик с саркомой, снимающий ее с себя, как кольчугу, и передающий мне, как я услышал звонок в домофон.

Я почему-то не верил, что она на самом деле придёт.

— Чуть не проспал своё счастье, — сказал я.

На пороге моей квартиры стояло именно что счастье. По законам жанра она была в летящем белом платье, дреды собраны в пучок, пирсинг из губы убран. На лице — тот минимум косметики, который мы, парни, обычно и не замечаем.

Но Арина была бы не Ариной, если бы не надела к белому романтичному платью гады, а за плечи не повесила бы огромный брезентовый рюкзак.

— Тут все мои вещи, — пояснила она. — Мало ли, мне тут понравится. Ты один в двухкомнатной квартире, не откажешь же ты мне в пристанище, так сказать?..

— А мама знает о твоих планах?

— Она выгнала меня из дома. Я сделала татуировку.

— Это какую надо было сделать татуировку, чтобы мама на тебя так агрилась?..

— Смотри, — и она приподняла платье. На бедре умудрилась поместиться длиннющая фраза: «Все умрут, а я останусь».

— Очуметь. Никогда еще не видел красивых татух на русском. Твоя — ничего такая.

— На самом деле, она выгнала меня не из-за тату. Это просто предлог, да и не выгоняла она. Сделала так, чтоб я сама ушла… Она нашла себе мужика. Квартира-то у нас однокомнатная, я мешаю… А ты ей нравишься, она тебе доверяет. И я тебе пригожусь — от меня может быть очень большая польза.

— Да? Это какая?

— Готовить умею. Нет, ну, правда. Порядок буду поддерживать. Ремонт вот надо сделать. Ну, хоть обои переклеить. А то смотри, плесень ползет, ужас… Как ты тут живешь?

Она помыла посуду и поставила вариться картошку.

— Ты странно хозяйственная для своих лет, — сказал я.

— Суровое мамино воспитание, — усмехнулась Арина. — Она меня родила, как это называют, «для себя». Папашу своего я ни разу не видела, он, получается, был кем-то вроде донора спермы… Помочь со мной маме было некому, а работать надо было. В садик я редко ходила — я страшный аллергик была, от садиковой еды покрывалась красной коркой. Со мной то соседка сидела, то подруги мамины… Лет с трех я стала оставаться одна на полдня. В шесть уже стала себе готовить. И вообще пришлось многому научиться…

Я раскачивался на трухлявой табуретке и наблюдал за тем, как она хлопочет на моей сиротской кухне. Чёрт, в этот момент мне казалось, что солнце вытащило все свои лучи и обрушило их на мое жалкое жилище.

Сейчас я ей скажу о своем диагнозе, и солнце, возможно, погаснет. Но, наверное, тянуть с признанием не стоит. Пусть лучше уходит сразу.

В такие минуты моя ненависть к матери, судьбе, Господу Богу достигала апогея. Какого бы циника я из себя ни изображал, а самое страшное в этом гребаном мире — быть отверженным. Никогда не получится полного одиночества, стопроцентной независимости. Ты всегда будешь прикидывать, а не пошлют ли тебя куда подальше с твоей заразой и перспективой лимфомы и туберкулеза…

…Арина сказала только:

— Бедненький. Это больно?..

— Ничуть. Но, к сожалению, заразно. А еще неизлечимо, да.

— Я могу спросить, как это случилось? — осторожно спросила прежде казавшаяся мне диковатой Арина (и откуда в ней столько такта вдруг нашлось)?..

— Как я заразился? Меня родила инфицированная женщина. Что ещё сразу объяснить, чтобы постоянно одни и те же вопросы не всплывали?

Она замялась:

— А сколько… сколько…

— Сколько я проживу? — уточнил я. — Не знаю, и никто не знает. Говорят, есть такой вариант, что можно мучить планету весь свой биологический возраст…

— Ну и прекрасно, — пожала плечами Арина. — Ты мне только дай что-нибудь про ВИЧ этот твой почитать или видео какое посоветуй посмотреть… Для общего развития. Не, ну про презервативы я знаю, конечно, а больше ничего…

— И еще что от СПИДа умер Меркьюри, да?

— И Айзек Азимов, — добавила Арина.

Она задёрнула шторы.

Арина поселилась у меня. Ее мама и правда была не против. Фантастика — ведь мы были знакомы всего несколько дней.

— Шестнадцать лет — это, в общем, нормальный возраст, чтобы жить с мальчиком, — излагала Галина Геннадьевна у меня на кухне свою позицию. — Не запру ж я её дома, если она так влюбилась… Главное, предохраняйтесь… Она для ребёнка еще мала, да и тебе-то всего восемнадцать. Ты не думай, что я от Аришкиных дел отстраняюсь — я ей 500 рублей в неделю буду давать и всё ей покупать, что надо — ну, одежду, учебники… В школу буду наведываться, если надо. И к вам буду заходить. Ну, по звонку, конечно…