Игорь Савельев - Лицей 2018. Второй выпуск [антология]

— Поспите в самолете, Максим Алексеевич!

— В самолетах я не могу сомкнуть глаз. Приношу свои извинения.

Я вложил в тон такую вежливую непреклонность, какую только сумел. В подобных случаях важно убедить, что твое решение бесповоротно и принял ты его задолго до разговора.

Когда подъехал таксист, я поинтересовался, имеются ли у него диски с классической музыкой.

— Само собой! — сказал таксист.

Самодовольное выражение на его круглом лице малость смутило меня.

— Брамс есть? «Колыбельная»?

— Сейчас поищем. Ага, есть.

— Поставьте на репит, пожалуйста.

— Что?

— На повтор, — пояснил я. — Пусть всю дорогу эта композиция играет.

Убаюканный Брамсом, я вскоре задремал. Когда я был близок к тому, чтобы провалиться в сон, по бедру прошелся слабый разряд. Затем еще один и еще. По телу пробежала судорога. Я машинально запустил руку в карман брюк и провел пальцем влево по дисплею телефона. Спустя мгновение он снова завибрировал.

— Слушаю.

— Максим. Алло, Максим?

На другом конце зазвучал приглушенный, как из бункера, голос Августа Анатольевича. Жестом, напоминающим закручивание крана, я приказал водителю приглушить музыку.

— Слушаю, шеф.

— Всё в порядке? Вчера не дозвонился до вас.

— Зарядка кончилась, — соврал я. — Страшно выдохся, а так все по плану. Тренинги им понравились. Сегодня вылетаю обратно.

— Хорошо. — Август Анатольевич сделал паузу. — Меня тут уведомили, что вы пренебрегли приглашением.

— Каким приглашением?

— На творческий вечер.

— Само собой, — сказал я. — Во-первых, его включили в программу задним числом. Во-вторых, я валюсь с ног от усталости.

— Максим, выслушайте меня, — сказал Август Анатольевич. — По контракту вы вправе игнорировать любые пункты в программе, не связанные с тренингами. Литературные встречи — как раз из таких пунктов. Более того, с человеческой точки зрения я тоже на вашей стороне. Никакие стихи заранее не оговаривались, это просчет организаторов, а не ваш.

По интонации чувствовалось, куда клонит шеф. Вот-вот решительное «но» перевесит все прочные «да».

— Но есть тонкости, так? — сказал я.

— Вы и сами в курсе. Если уедете в гостиницу, в Нертенггове обидятся и оставят на тренинг отрицательный отзыв. Напишут, что в «Достоинстве» работают высокомерные гады, которые плюют на заказчиков.

— Провинциальные загоны.

— Из-за провинциальных загонов наш рейтинг упадет.

— Понимаю.

— Поэтому, Максим, не портите отношения с клиентами. Пожалуйста. В дальнейшем мы их внесем в черный список, а пока не провоцируйте их.

— Шеф, я сейчас никакой.

— Сочувствую, Максим. Голос у вас поникший. Давайте поступим так. Вы вернетесь в Москву и отоспитесь два дня. Нет, даже три. А уже потом возьметесь за отчет — без спешки, без давления. Честно изложите, с каким произволом столкнулись в Нертенггове. Пока же отправляйтесь на творческий вечер и обозначьте там формальное присутствие.

Пусть не думают, что мы пренебрегаем их гостеприимством. Договорились?

— Только ради того, чтобы исключить репутационные потери.

— Только ради этого. Через секунду я перешлю вам адрес художественной галереи, куда надо ехать.

Спустя мгновение я получил текстовое сообщение с адресом и дал таксисту команду поменять маршрут. Гребаная корпоративная этика с ее драконовскими правилами!

— У вас есть в коллекции что-нибудь тоскливое? — поинтересовался я у водителя. — Типа Шопена или «Радиохэд», например.

С самым невинным видом Рыжов встретил меня у художественной галереи, вычурной постройки в духе сталинского ампира, и протянул стаканчик с остывшим американо. Психолог притворился, будто мое возвращение поразило его.

— Отлично, что вы передумали! — Рыжов распахнул передо мной дверь, как швейцар. — Читать стихи или слушать музыку на плеере — это одно, а наблюдать за живым исполнением — всегда другое.

Закрадывалось подозрение, что надо мной издеваются.

По вахтерше в будке, по усатому охраннику с допотопной рацией, по настенному календарю у входа, по турникету с вертящейся в обе стороны планкой и доске объявлений, где афиши клеились вперемешку с правилами и предостережениями, моментально узнавалось казенное учреждение. Тем не менее экскурсовод, сухонькая старушка, именовала себя куратором, а выставочные залы — арт-пространством.

— Серпал Давидович предупредил, что у вас времени в обрез, поэтому покажу только самую необычную коллекцию, — сказала старушка.