Алексей Баев - Введение в человечность [СИ]

— Понятия не имею, — чуть слышно прошептала Наталья. — Слушай, я как-то об этом совсем не подумала.

И тут наши с ней взгляды упали на Сашу с Аленой. Алена хлопала ресницами, ничего не понимая. Зато лицо Огуречина перекосила красноречивая гримаса.

— А-а, догадались! Да, да… Я это. Я! А ты, придурок, уже и в завлабы намылился, да? Колбаса чертова! Хрена тебе с маслом, а не лабораторию! Моя! Она по праву моя! А твой Колюня — идиот, каких поискать.

— Почему это он идиот? — опешил я.

— А потому, что умный очень! Потому и кретин! Ему и лабораторию, и сектор, и дочь академика! А мне?! Что мне достанется?! Вы хоть раз обо мне с Чудотворцем думали? Я-то нормальный человек! Я тоже всего хочу! Сволочи… Ненавижу!

— Саша! — воскликнула Алена, но слезы уже бежали по ее щекам. — Что с тобой? Ты чего на ребят накинулся? Я не понимаю. Объясни мне, Сашенька…

— Отвали, уродина. Свадьбы не будет!

— Я… ур-родина? — голос Алены задрожал, и она в истерике бросилась в Наташкины объятья. — Я? Я — уродина?

Я онемел. Огуречин стоял напротив меня со сжатыми кулаками, раздуваясь от закипевших чувств. Мне стало страшно, но тут из-за плеча раздался спокойный голос:

— Успокойтесь, гражданочка. Никакая вы не уродина. Это я вам как эксперт говорю. Встречаются особы и пострашнее, поверьте личному опыту, — Слон появился вовремя, и его дурацкое успокоение сработало на все сто. Девчонки заулыбались. — Майор Коновалов, граждане. Это вы — гражданин Огуречин?

Слон обратился к Саше. Тот сразу как-то обмяк и погрустнел.

— Я… А что, собственно, п-происходит?

— Позже узнаете. И не здесь, — проговорил Слон и свою положил тяжелую руку бедняге на плечо. — Пройдемте. До свидания, товарищ Московский. Дамы? Все нормально. Просьба — не уезжать из города. Надеюсь, обойдемся без подписок.

— Обойдемся, — кивнул я. — А что, уже все?

— Все, Сервелант Николаевич. Операция отменяется. Академик пять минут назад скончался. Он уже по дороге в морг. Так что… занимайтесь текущей работой. Да, кстати, — вспомнил Коновалов, — попрошу у вас известную папочку из сейфа. Очень важная улика, понимаете ли.

Я открыл несгораемый шкаф и вытащил на свет божий «труды» Тычкова.

— Спасибо, — поблагодарил Слон. — До встречи, товарищи.

К гадалке не ходи, было и так ясно, что работы сегодня не получится. И вообще, что теперь с институтом будет? Старого директора на пенсию отправили, нового, похоже, арестовали. Все сотрудники в панике. Один Коля в отпуске. Огуречин тоже, скорее всего, исчезнет на некоторое время из поля зрения. Не по собственному, понятно, желанию.

Наташа пошла провожать все еще расстроенную Алену. Да, не сладко ей. Наташке, впрочем, тоже. Но эта сама виновата. Алену же… Алену жаль не по-детски. Нда, поворотец…

Я минут пятнадцать посидел за своим столом, а потом решил, что делать мне больше в этом учреждении теперь уж точно нечего. Скинул халат, запер дверь и направился в отдел кадров. Заявление об уходе приняли без вопросов, сказали только, что приказ подписать некому, поэтому придется подождать.

— Что же мне делать?

— А ничего. Ходите на работу, если хотите. Не хотите — можете не ходить. Новый директор появится, вас по телефону известят. Тогда и расчет получите, и трудовую. Всего доброго, Сервелант Николаевич. Жаль, что уходите.

— Самому жаль. Но оставаться здесь не могу. До свидания.

За вертушкой снова сидел уже подзабытый Степан, скалясь вставной улыбкой боевого киборга.

— Что, Сервелант, надоело работать?

— Надоело. Ухожу я, Степан.

— Как знаешь, твое дело молодое. Удачи!

— Спасибо.

— Ты это… не забывай нас, захаживай…

Я вышел на улицу.

Солнце еще не в зените, а жара уже такая, что в каменном мешке города делась совсем нечего. Эх, свалить бы на Вуоксу. Или в Кавголово хотя бы. Но нельзя. Вдруг вызовут?

Я не спеша шел по улицам, вглядываясь в пыльные витрины и улыбался своему отражению. Ноги несли меня к Елисеевскому.

Маши на работе не оказалось. Продавщица, обещавшая позвать ее через минуточку, минуточку и отсутствовала. Но вернувшись, развела руками. Мол, Мария Станиславовна неважно с самого утра неважно себя чувствовала. Ушла, в общем.

Длинные гудки в трубке телефон-автомата буквально рвали мой слух… Семь, восемь… четырнадцать, пятнадцать… Не отвечает. Странно. Не случилось ли чего? Добежал до остановки, я каким-то чудом запрыгнул в закрывающуюся дверь отходящего троллейбуса…

За дверью слышались шорохи. В квартире, похоже, кто-то есть. Маша? Мать ее с дачи вернулась? Я звонил и звонил, потом начал барабанить в дверь кулаком. Никто не открывал. Я снова прислушался: шорохи стихли. А может, мне послышалось? Не было никаких звуков?