Варвара Еналь - Птица и охотник [litres]

У Нок на правой руке был один такой, медный, с длинной змейкой и двумя знаками, обозначающими слово «зменграх». Еж носил такой же браслет. За них мама Мабуса заплатила сущие гроши.

Никто не осмелится впустить в дом человека, если у него не будет на руках охранных браслетов. Кроме разве что людей с Королевских островов, чьи короли – а их было не мало – признавали только своих духов и своих вещателей. И еще загадочных суэмцев, которые вообще не поклонялись духам.

Вот потому Нок и Еж привели новенькую в храм: чтобы жрец провел белой глиной по ее лбу, насыпал на алтарь зерен, произнося ее имя, и надел на руку охранные браслеты. Хотя бы парочку браслетов – от зменграхов и падучей.

Странно, конечно, что Травке обереги ни капельки не помогали, и если уж у нее начинался припадок, то остановить его можно было только прижав девочку к полу и прошептав заклинание. Но это не всегда действовало и тогда – прощай спокойная ночь. Приступы у Травки случались только по ночам.

Поднявшись по деревянным, выкрашенным в ярко-желтый цвет ступеням, Нок шагнула в сторону, пропуская огромную крысу. Еж торопливо поклонился. Крысы считались священными животными, потому что ими питались зменграхи. Одни священные животные вполне могли питаться другими священными животными – таков закон жизни.

Большой круглый зал, куда попали дети, не имел крыши и представлял собой дворик с дощатым полом и множеством деревянных статуй по краям. Здесь, в этом дворике, могли находиться рабы. Внутрь, в комнаты храма, попадали только свободные люди, когда совершали специальные молитвы и покупали особые талисманы. Жертвенник находился под открытым небом – широкий круглый камень, черный и чуть влажный. Его каждый день трижды омывали водой.

Правил и служений было много, Нок всех их не знала. Зато хорошо знала старого жреца Дим-Хаара. Тот появился из сумрака внутренних комнат храма, прошел через галерею, огибающую дворик, и ступил на деревянный пол. Шагал он тихо и быстро, точно огромная мышь, да и внешне немного походил на этого зверька – большие темные глаза блестели живым умом и хитростью, сложенные на груди сухие руки с длинными потемневшими ногтями постоянно двигались.

– Пришли к нам, дети, вот и славно, вот и славно, – негромко заговорил он, и в его голосе послышались ласковые нотки. – Как дела у мамы Мабусы, Нок? Как поживает наша Травка? Надеюсь, мама Мабуса хорошо соблюдает договор, и девочка в безопасности?

Нок сложила ладони вместе, наклонила голову – один раз, другой, третий. Только после трех поклонов раб может отвечать на вопросы жреца, но ни в коем случае не поднимать голову. Рабы не должны смотреть в лица свободных людей, чтобы не осквернить их своим взглядом.

Договор, о котором заговорил жрец, был заключен между мамой Мабусой и жрецами храма. Девочку Без Имени, которую Нок впоследствии назвала Травкой, передали на попечение женщины и ее рабыни, и эта рабыня должна была заботиться о малышке, оберегать и охранять ее. И никто во всем городе не должен был знать о девочке.

И действительно, где еще можно спрятать странного больного ребенка, как не на огромном постоялом дворе, вокруг которого рос дикий сад с персиковыми, ореховыми и яблоневыми деревьями? Деревянная хижина рабов – Нок и Ежа – стояла в самом глухом углу сада, за зарослями ежевики и шиповника, рядом с компостной кучей, куда выгребали содержимое туалета Корабельного двора и которую щедро присыпали опилками. В этом углу сада мало кто появлялся, и Девочке Без Имени там было хорошо.

– Мама Мабуса соблюдает договор, – заверила Дим-Хаара Нок.

– Ваша доброта вам воздастся. Духи никогда не забывают тех, кто делает добро. Еще Великий маг Моуг-Дган, освободивший Одинокие королевства от полчищ страшных врагов, – слова «страшных врагов» Дим-Хаар произнес, понизив голос и подняв вверх указательный палец, – говорил, что надо творить добро, и оно обязательно вернется к тому, кто его сделал. Таковы законы нашего мира, дети. А сейчас, – голос жреца снова изменился, стал более жестким, – сейчас пусть возле меня останется новенькая для обряда. А вы подождите ее на ступенях.

Девочка задрожала всем телом, опустила голову совсем низко и две быстрые слезы сбежали по ее щекам.

– Не бойся, – толкнул ее в бок Еж, – он всего лишь споет тебе песню посвящения, помажет лоб глиной и отпустит. Это не страшно.

Девочка кивнула и торопливо вытерла лицо грязным рукавом.

Нок и Еж вышли на улицу, спустились по ступенькам и сели на самую последнюю. За их спинами звенел тишиной храм, а перед ними простирался приморский город Линн. Он скользил, точно длинный морской змей, вокруг удобной широкой бухты и переливался своими такими разными крышами: остроконечными, покрытыми оранжевой черепицей, пологими, сделанными из широкой и твердой травы хаку, пожелтевшими на солнце и осевшими до самой земли. В районе бедняков крыши делали из соломы, потому что даже трава была не по карману рыбакам, что не имели своей лодки и лишь нанимались на работу к владельцам судов.