Таисья Пьянкова - Таёжная кладовая. Сибирские сказы [litres]

Как-то была конторщику забота ехать в тайгу по закупам. Когда же он вернулся, то прямиком понужнул коней до Ивановой рощицы. Между деревьями колесить не стал – отпустил коней с приказчиком. Сам же трусцою побежал к новому дому. Вытрусивши к речной заводи, оторопел. Жарким морозом его продёрнуло! Стоит на яру Недолин дом, как редкий ларец на царской ладони.

Подумалось тут Кузьме Данилычу, что не его умением хомутать мастера Недолю, не его руками плести невод для этакой золотой рыбки!

А тут ещё Ланка, не видя за берёзами своего барина, прибежала Ивана проведать. И такая ли в ней радость, такое веселье струится, будто всё дело уже решено и не об чем больше тужить. Но всякий случай ждёт, когда его позовут.

Покуда Задеруйка на дом глядел – одно думал, отвернулся – отмахнулся, попёрся искать-добывать хитрого покупщика.

И нашёл… грех монашку прямо на исповеди.

Еремей Подкатун, которого Задеруйка решился сманить в покупщики, с малых годов жуликоватым был. Люди про таких говорят, что они у чёрта в горсти родятся. А ведь пеленал-то Еремея тот чёрт в ремки и грел-то его в навозе. А нынче?! Даже урядник Тараканов говорит об Еремее, заикаясь. А уездный прокурор кивает всякий раз в сторону Подкатуна:

– Вороний глаз! Этот пройдоха дерьма наклюётся, потужится и золотой снесёт.

Подкатуном Еремея не поп крестил: шибко был он круглый да короткий, чтобы по-другому-то его называть…

На торги Недолина дома Подкатун явился вместе с прокурором да с людьми верными, коренастыми.

– Ничо не скажешь, – катаясь вокруг Недолина дома, ворковал Еремей. – Этакого-то умения работать, ежели ты человек не того корню, и у Бога не вымолишь, и у чёрта не выспоришь. Видится мне скрозь все эти рюшки-завитушки мастер первой руки!

«От змей! – скулит про себя Задеруйка. – От гад! Купит ведь дом. Ах ты, господи! Надо было бы мне, дураку, полторы тыщи положить. Э-э! Уж и Недоля с Ланкою переглядываются… Нечистая твоя сила!»

Тем временем Еремей Подкатун к Ивану повернулся и говорит:

– Прежде того, как сойтись нам всем в немалой цене, ответь мне, мил человек, на такой вопрос: ты же, как мне известно, обещался Кузьме Данилычу поставить дом с душою?

– Ну, – кивнул Иван и растерялся, видя, как прокурор заглядывает ему в рот.

– Так-так! – нажал голосом Подкатун. – Покажи-ка ты мне эту самую обещанную душу. Где она у тебя тут разместилась?

– Да он чо? – шепнула Ивану Ланка, и Задеруйка пхнул радостным локотком прокурора и зашептал, хихикая:

– Это Подкатун! Узнаю! Надо ж так суметь ловко скрозь камень проползти!

– Ну так как? – припёр Подкатун мастера. – Не можешь, стал быть, показать? Об чём нам тогда с тобою и говорить? Видать, не получится у тебя с Кузьмою Данилычем спор…

И Подкатун разведённой в безысходности рукою как бы невзначай хлопнул прокурора по животу. Будто китайский божок, закивал тот лысой головою.

– Однако, – повернулся Еремей к Задеруйке, – уважая глубоко работу настоящую, за красоту такую не пожалел бы я и две тыщи положить. Так что, хорошо тебе от того или плохо получится, но денежки за дом я приготовил сполна.

Покуда у Задеруйки отваливалась на подбородок губа, Еремей успел прибавить:

– Выходит, что и ты, Кузьма Данилыч, своей выгоды не поимел. Никто из вас спору не взял. Но за дом денежки-то надобно кому-то платить? – обратился он за согласием к прокурору. – Мы думаем: будет верно и по закону так, что ежели одна половина тыщи достанется мастеру, а ещё половина – Кузьме Данилычу. Дом же переходит ко мне полностью. А по причине отсутствия в нём обещанной мастером живой души, забираю я к себе в придачу и крепостную девку Ланку!

Закивал, закивал безо всякого подтыку гладенькой головёнкой уездный прокурор.

Ланиду на месте будто литовкою срезали. Не могла уж она услыхать, как рванулся к Еремею Подкатуну мастер Иван, да перехватили его под руки те, которые коренастые, да по велению прокурора заперли до утра в Задеруйкиной банёшке.

– Лучше будет сразу его в каталажку отправить, – настаивал Задеруйка.

– Да кому тут нужда чужака вызволять! – посмеялся Подкатун над страхами Кузьмы Данилыча. – За него же передо мною отвечать придётся. Мне всё одно утром надобно смахать в уезд – купчую составить, так что Ивана я сам передам кому следует.

Но Еремеевой затее не дала сбыться Ланкина горячка. Уложенная Подкатуном в верхней горенке нового дома, девка металась в жару, не видя никого, всё звала к себе Ивана. Когда же привозной лекарь посоветовал Ивана всё-таки показать, то Задеруйкина баня встретила коренастых молодцев только сырою пустотой.