Дарья Сойфер - Статус - бывшая [litres]

– Это ничего не значит! – выпалила она в мокрую пустоту перед собой и бросилась прочь.

Ее не заботило, насколько глупо она выглядит и что подумает о ней Красков. Паника душила, а светские экивоки отступили на второй план: надо было спасаться, и как можно скорее. И черт с ним, пусть решит, что она сумасшедшая! Пусть держит ее за истеричку – так даже лучше! Не хватало ей снова влюбиться, влезть в отношения, которые могут быть куда токсичнее предыдущих. Потому что Байгозиным она восхищалась, преклонялась перед его умом, а здесь… Сама себя не узнавала. В ней вдруг проснулось что-то животное, максимально далекое от здравого смысла. Минуту назад Таня не владела собой, и если бы не дождь – спасибо, Вселенная! – она бы увязла по уши и наутро проснулась в домике среди сосен без пяти минут мадам Красковой. Ей бы вручили фартук, половник, и она бы снова зависела от мужчины, жила как во сне, забыв о себе и своих мечтах, опять стала бы тенью другого человека. Разве ради этого она собиралась с духом, чтобы порвать с Байгозиным?

Таня стремглав неслась по улице, хлюпая промокшими насквозь балетками. Красков что-то кричал ей, но она не слышала – или не хотела слышать. Только стойкое нежелание попасть в психушку удерживало ее от того, чтобы заткнуть уши и по-детски заверещать «ла-ла-ла». Не слышала она и оклик случайного прохожего, не видела, как зажегся на другой стороне дороги красный светофор, ломанулась прямо на проезжую часть…

Красков каким-то чудом схватил ее в последний момент, за долю секунды до того, как в полуметре от Тани, сигналя, пролетела машина. Дернул на себя, а потом молча подхватил на руки и куда-то понес.

– Отпусти! – Таня не поняла, чего испугалась больше: что чуть не попала под колеса или что сцена из дурацкого романа претворяется в жизнь полным ходом. – Пусти! – Стукнула Ваню кулаком в плечо. – Я сама!

Но он игнорировал ее вопли и жалкие попытки отбиться. Со своим обычным непробиваемым лицом Красков нес ее, не обращая внимания ни на прохожих, ни на угрозы и проклятия, которые она изрыгала. А Таня не скупилась на выражения. За всю жизнь она не произнесла столько бранных слов, сколько за те сто метров, что Ваня тащил ее на руках. Мокрая до нитки, она не чувствовала холода: злость согревает куда лучше сухого шерстяного свитера. Красков услышал о себе много нового. Что он, к примеру, маньяк, которого ждут в «Белом лебеде», что Таня прямо сейчас пойдет писать заявление в прокуратуру, что это насилие над личностью и вообще похищение и она не поленится собрать свидетелей… Словом, если бы нечто подобное произошло на страницах классического любовного романа про безудержную страсть одинокого пирата и робкой Жозефины, никто бы и никогда больше не стал читать этого автора.

С достоинством выдержав Таню с ее панической атакой, Красков спокойно поставил мокрую рыжую бестию под козырек у входа в метро.

– Если тебе не понравилось со мной целоваться, – изрек Ваня философски, поправляя раздраконенный галстук, – так и скажи. Я просто не хотел, чтобы тебя сбила машина.

– Да, не понравилось! – по инерции выкрикнула Таня, и у нее самой в ушах зазвенело от собственного голоса. – Больше так не делай.

– Принято, – сдержанно кивнул Красков. – Извини, – и, развернувшись, исчез за дверьми подземки.

Стыд накатил на Таню уже через пару минут. Мимо прошла пожилая пара, неодобрительно косясь на шумную девицу. Мужик с сигаретой смотрел на Таню так, словно не будь его руки заняты медленным самоубийством, то он не преминул бы покрутить пальцем у виска.

Пытаясь сохранить остатки достоинства, Таня одернула блузку и машинально взглянула на свое отражение в стеклянной двери. И вот тут ей стало все ясно окончательно. Красков не на палубу ее тащил и не в пещеру. И уж тем более не в свой домик среди сосен. Он нес ее от людей подальше исключительно ради всеобщей безопасности, чтобы вот эта вот потрепанная кикимора не пугала законопослушных участников дорожного движения. В таком виде Таня вполне могла бы пройти кастинг в японский фильм ужасов: вода стекала ручьями по бесформенному рубищу, которым она надеялась отвадить Краскова, пряди волос прилипли к лицу, тушь потекла. И она еще верещала во все горло, боясь, что Ваня на нее покусился! Какое там! Пожалел ее, как Каштанку, – вот и вся неистовая страсть.

Таня добиралась до дома в мрачном расположении духа, размышляя, что если она и заработает себе пневмонию, то явно заслуженно. Чем ближе подходила к своей хрущевке, тем сильнее злилась на себя и на Люську. Чья была идея пойти с Ваней на свидание? Кто удумал, что из Тани получится двойной агент? Нашла тоже подсадную утку!