Олег Слободчиков - Последний раунд

Каждый сам за себя. Чтобы не слоняться до конца смены наедине с мыслями, не видеть кислых физиономий друг друга. Торопились обурить и взорвать то место, где совсем недавно лежал человек, будто это что-то могло изменить. Чтобы только купол никчемной пустоты, на месте упавшей плиты, напоминал, что это произошло здесь.

Шесть лет Сашка отработал в паре с Лехой Быковым. Народ в бригаде больше чем на половину переменился, а они, двое, вечные враги и соперники, оставались. И все рекорды были их рекордами — бригады Быкова. Все премии были их премиями. План года они выполнили в октябре. Помнится, Леха ночь напролет пересчитывал пройденные метры выработок, а утром влетел в раскомандировку.

— Тэк, урки, слушай сюда! Завтра всей бригадой выходим в одну смену.

Технику подшаманить, закутки подчистить — и на-гора.

В раздевалке было шумно — на горизонт спускались сразу три звена.

Мастер с начальником участка шныряли среди работяг с такими хитрющими лицами, будто самого Быкова провели на мякине. В раскомандировку заглянул председатель рудкома, с благоговением вперился в знаменитого бригадира масляными глазами.

Быков, надев через голову застиранный свитер, встретился с ним взглядом, кивнул:

— Чего таращишься, будто я тебе банку меда обещал?

Рудкомовскую улыбочку повело, залимонило, пухлое лицо зарделось. Леха, не дожидаясь ответа, пожал плечами, притопнул каблуком, натягивая сапог на сухую портянку.

По подсчетам плановиков прошла последняя смена трудового года бригады.

Все разом выехали наверх — еще не просох пот на спинах. Ринулись к раздевалке, предвкушая теплые струи душа на разгоряченном теле. На пути был заслон.

Гулко застучали тугие удары барабана, парусами затрепетали на ветру праздничные транспаранты. Первыми, плечом к плечу, вышли Леха с Сашкой, за ними вся бригада с тусклыми зайчиками еще не выключенных ламп. Двое остановились перед заслоном митинга, остальные выкатились из-за их спин, рассыпались в шеренгу справа и слева.

Захлебнулся восторженный рев труб, и председатель рудкома со слегка попорченным ликованием на лице, громко крикнул:

— Товарищи! Сегодня у нас знаменательный день: горнопроходческая бригада нашего скоростника Быкова выполнила план года, товарищи.

Прозрачная обертка на букетах цветов захрустела в неуклюжих, мозолистых руках. Смущенно заулыбались рабочие. Леха, надменно поглядывая на оркестр, снисходительно кивал встречавшим — мол, ничего, я доволен. Сашка рядом с ним ломал брови, скрывая неловкость.

Скривив лица в ожидании привычного нахальства, руководство принужденно дало слово главному виновнику торжества. Леха громко рыкнул, прочищая горло. Правая нога на пяточку, грудь — вперед, локоть к бедру, мозолистая грязная рука как на скульптуре вождя потянулась к толпе:

— Чего тут говорить?! Мы не крысы, чтоб дурковать по кандейкам! Пахать надо! Вот и пашем, и будем…

Натужно посмеялись встречающие, отдуваясь тайком — мягко сказал бригадир, рудничные начальники скомкали заготовленные речи, казенного тепла и типа. Музыканты, ухмыляясь одними глазами, задули озорной марш. Горячий душ, накрытые столы и предполагающийся отдых вдохновляли и расслабляли.

Все чаще Леху вынуждены были сажать в президиум. И частенько ктонибудь из начальства под хохот шахтеров вытирал лысину от досады: если бы этому Быкову кляп в рот — классный был бы работяга!

Придет время, когда последний из старых быковских проходчиков — Индюк — молча плюнет под ноги и уйдет из бригады, где будет исполнять обязанности бригадира Сашка, а бригада так и останется «быковской».

Не любили Быкова старые бригадиры. О разном горланили на собраниях.

— Шабашники! — кричал кто-то из-за чужих спин. — Они за полгода техники больше гробят, чем мы за пару лет.

Леха не оправдывался, не огрызался с места. Не спеша, выходил на трибуну.

Пружинистый, как кот, важный, как петух. Правая нога вперед — на пятку, локоть к бедру, вождистски раскрытая ладонь к народу, один глаз прищурен, другой кругл и жгуче блестящ, как новенький пятак.

— Это кто там возникает? Рожин, ты, что ли? Давай прикинем, сколько метров я прошел за полгода и сколько ты за год. Не хочешь? Вот так!

— Крохобор! — трясся от возмущения бригадир Петухов. — Хоть бы мальчишек не портил, им еще работать и работать!

Леха даже не поворачивался в сторону голоса, бил себя в грудь кулаком.

— Пятнадцать лет в забое — а такого брюхатого проходчика еще не видел.