Олег Слободчиков - Последний раунд

— Пока ты порядок будешь наводить, мы полгода без денег просидим, — огрызнулся Сашка. Но бригадир упорно не хотел замечать его раздражения:

— Деньги, конечно, не мешают. Хорошая зарплата — тебе почет, а семье благополучие. Так ведь и жить надо! — он стрельнул окурком по обуренному забою. — Сегодня жить, а не в проекте. Вот так!

Говорил бы кто другой, Сашка бы вида не подал, что у него на душе. Но тут он вскочил, поддал сапогом аккуратно уложенную бухту шланга.

— «Каким я стал…», — зло передразнил Быкова. — В нокауте — все или философствуют, или стонут… Да еще полгода назад, когда ты что-то мог…

Леха тоже вскочил: зубы в оскале, глаза бешеные. Сашка даже полегчало: такого бригадира он знал, черт возьми, вот уже шесть лет… Тоски не было. Укором кольнула совесть — нечестный вышел удар. Угораздило же сорваться.

И Леха недотянул до прежнего: вместо соленой быковской брани что-то прохрипел, просипел, обмяк, снова сел и почти спокойно заявил:

— Рано списываешь, Саня. Цыплят, как говорится, у кассы считают.

И только непослушные узловатые пальцы его дрожали, неуклюже елозили по обертке, не могли выхватить сигарету из хрустящей пачки.

— Михалыч, ты опять здесь? — разбрасывая веер теней от ламп освещения, к ним шагал Индюк. — Здорово, Михалыч! Мне сказали, я было не поверил.

Голова у Индюка запрокинута назад. Между носом и козырьком каски узкая темная щель, оттуда чуть поблескивают глазки.

— Раз уж ты вернулся, бери меня к себе. Нет больше терпежа работать у Петухова. Я ведь скоростник. — Проходчик осторожно снял каску, на лбу пламенела шишка величиной с половинку куриного яйца. — Видишь? Пока у тебя работал, старуха пыль сдувала, что ни сделаешь — все хорошо, что ни скажешь — все умно. А вчера прихожу домой с бутылкой, она выхватила — и по лбу…

Леха даже не усмехнулся, разглядывая шишку, спросил:

— Что там у Петухова? Тариф?

— Рудоспуск проходим. В плане. Я говорю, Быков за такую работу не меньше шестисот сорвал бы. А этот тихушник молчит. А то, что бригада из трехсот рублей не вылазит, ему до лампочки. — Косился Индюк на Кравцова, вроде извинялся, что ушел из бригады в трудное время. — Возьми к себе, Михалыч, ты меня знаешь: я так, как они, дурковать не умею. Скоро десять лет на шахте, а чтоб бригадир… — Индюк закашлялся. — Прикинь, мы только присядем, он сопит над ухом, только мы на работу — он к пенсионерам в слесарку чай пить и всю смену там треплется. Я так привык: бригадир впереди… А это разве работа?

Лучше я с тобой на тарифе сидеть буду.

Сашка ткнул Леху в плечо.

— Возьмем? Только пусть у Петуха шланги заначит, грузовой трос у нас совсем плохой, и переходы на полтора дюйма… А шишку чтобы покрасил..

— Зачем? И так возьмем, — не поддержал шутку Быков. — После смены зайдем к начальнику участка — не откажет.

Пора было идти за взрывчаткой. Сашка поднялся, не довольный, что Леха не хочет пошутить над Индюком. Тот угодливо суетился рядом, предлагая помочь.

— Иди, иди, Степан, — отмахнулся Быков. — Отдыхай, чего тебе ждать — наша смена только началась… Завтра выйдешь в день ко мне в бригаду, с начальником я сам все улажу.

Сашка усмехнулся, подумал, что Быков так не по-быковски вежлив с Индюком в отместку за его вспышку, спросил мирно, подтолкнув его плечом:

— Обиделся?

— Какая обида? — сказал бригадир, глядя вслед уходящему Индюку. — Что сделал, то и имею.

— Ну ты сегодня вообще… — присвистнул Сашка. — Ну ты, папа Карло, даешь…

В выработке замаячила фигура раздатчика с ящиком взрывчатки. Сашка подхватил брошенную им коробку, взвалил на плечо, зашагал в забой. Следом, по лужам, угрюмо хлюпал сапогами Леха Быков.

Через неделю директор предложил ему такой подряд, что ахнул рудник.

— Такая обстановка, Быков, срочно нужно выводить новый блок, иначе — завалим план по руде в следующем квартале, — сказал директор. — Не принуждаю, но если возьмешься — должен сделать. Ты скоростник, опытнейший проходчик… И вообще, тебе верю.

Сашка, узнав об этом предложении, даже засомневался: хоть и в три забоя, но пройти за месяц сто метров по восстающим выработкам — это бригадир хватил через край.

Глядя тусклыми провалами глаз, Быков бросил небрежно:

— На пятый разряд директор обещал по тысяче чистыми. А он, сам знаешь, обещал — сделает, даже если плановики над своими столами повесятся.

У Сашки отвисла челюсть, а в глазах бригадира насмешливо пыхнули знакомые быковские чертики. Было ощущение, будто то, что казалось измочаленной, набитой опилками и податливой грушей, вдруг оформилось в пудовый кулак, звездануло Кравцова по лбу и самоуверенно отправило его в нокдаун.