Маша Трауб - Бедабеда [litres]

– Почему вы хотите, чтобы я рассказала вам про тренера. Вы многого не поймете. Вы не из спорта. Это другой вид юмора, другие отношения, не всегда понятные обывателям.

– Да, я понимаю, о чем вы говорите. В прошлом году мы семьей отдыхали в Греции. И там в отеле стояла такая корзина – красивая, огромная, в которую все могли положить ненужные или уже прочитанные книги и взять понравившуюся. Буккроссинг такой. Вот в этой корзине я и наткнулась на книгу, автором которой была концертмейстер в хоре. И да, я практически ничего не поняла. Истории, которые она рассказывала как анекдот, не вызывали смех. Я не могла разделить эмоции автора, поскольку просто не владела темой. Наверное, в спорте так же. Как и в любом профессиональном сообществе – свои шутки, свои темы, свои правила. Но вы же рассказываете о себе, а не о спорте. Так что мне интересно. Правда.

То же самое сказала Настя в тот вечер:

– А ты о себе расскажи. О том, когда ты почувствовала, что все заканчивается. Что конец. Ты же чувствовала, правда?

– Да, чувствовала. Нет, это не была пресловутая интуиция или какие-то знаки, которые я считывала. Не вещие сны, а банальный анализ действительности. Если Нинка верила в лучшее, то я всегда смотрела трезво. Просто просчитывала варианты. Так было и в тот раз, когда к нам в группу попала Настя Самойлова. Я первой поняла, очень четко осознала, что все скоро закончится. Наши сборы, беззаботная жизнь, игры, планы. С появлением Насти наступило начало конца. Может, дело было и в том, что мы взрослели, десятый класс. Предстояло определяться – уходить в большой спорт, связывать с ним свою жизнь или пытаться стать нормальными людьми, обычными девушками, не спортсменками. Поступать не в институт физкультуры, а в другой вуз. Думать не только о связках, коленях и спине, не только об ударах и комбинациях. Но и о том, что можно выйти замуж и родить ребенка. Варить суп и жарить сырники. Мы ведь были как детдомовские дети. Ничего не умели толком. Готовить уж точно. Всегда была столовая, где нас кормили. Прачечная, куда мы сваливали тренировочную форму вместе с нижним бельем. Нам говорили, куда идти, в какое время. Да я только один маршрут и знала – от дома до школы, от школы до спортшколы. Как-то мы с Нинкой решили поехать в центр Москвы, где были на соревнованиях, просто погулять. И что? Пока в метро вошли, опозорились. Мы ничего не знали о жизни. Мы были спортивным инвентарем, о котором заботились, отвозили, привозили, а когда он становился изношенным, выбрасывали. Нас тоже выбрасывали. Кто-то сам уходил, кого-то Димдимыч выгонял, а потом страдал из-за несдержанности. Но принципы не позволяли ему признать ошибку, извиниться. Правда, Димдимыч тогда находился в расцвете своей тренерской карьеры, нам стали разрешать выездные соревнования. Даже за рубеж – в Болгарию, например.

Вот накануне поездки в Болгарию я и поняла, что все кончилось. Мы кончились. И Димдимыч. Я даже поделилась своими опасениями и предчувствиями с Нинкой. Она рассмеялась и сказала, что у меня паранойя. Ведь все так здорово. Все только начинается. И посоветовала мне помолчать, чтобы не портить настроение ни ей, ни Димдимычу.

В Болгарию на соревнования мы так и не съездили. Туда вместо Нинки поехала Самойлова, а я отказалась по доброй воле, сославшись на травму. И в следующие разы, когда предстояла поездка в Мухосранск на игру, ехали мы с Нинкой, а если выездные соревнования за границей, то в списках оказывалась Самойлова. Нинка все еще была уверена в светлом будущем. И утверждала с пеной у рта, что в следующий раз точно Самойлову, которая была записана капитаном команды и они «просрали» пять игр подряд, не выпустят на соревнования. А отправят нас.

– Нин, не отправят. Прекрати уже. Ты ведь не дура, – говорила я.

– Я не дура, Димдимыч тоже не дурак. Зачем ему так позориться?

– Незачем, но он же позорится.

Нинка хмыкала и замолкала.

– Нин, просто подумай. Димдимыч – главный тренер, он мог сказать, что не поедет без меня. Без меня нормально. Но ты для него главный игрок и капитан. Почему он не стал отстаивать твою кандидатуру? Почему назначил Самойлову капитаном? И почему еще не оторвал ей ноги за проигрыши, а ходит и улыбается как дурачок.

– Я думаю, он знает, что делает, – огрызнулась Нинка.

– Господи, да все же понятно было сразу! – возмутилась я. – Твой Димдимыч такой же, как все: слабый человек, которому нужны деньги, связи и магнитофон, а не зефир в шоколаде из Мухосранска. Он тебя предал, сдал, слил. Как хочешь это называй.