Рэйчел Кушнер - Комната на Марсе [litres]

Бетти все время провоцировала его быть сукиным сыном. Ей нравились самые грязные типы, а в особенности копы. Они с Доком много пили и много дули кокаина. Бетти нравилось есть кокаин. Он не встречал никого, кроме нее, кто бы ел кокаин; сам он для надежности предпочитал колоться.

В плену любви и кокаина он по дурости уверял ее, что он самый грязный коп из всех. На этом держалась их связь. Об этом были их постельные разговоры. Всякие глупости, которые люди говорят друг другу после секса, – о всевозможных злоупотреблениях своим положением, обо всяком дерьме, которое сошло им с рук, о людях, которых они убили.

Когда Бетти пригрозили высшей мерой, она выдала все, что когда-либо слышала от Дока. Ему предъявили обвинение в убийстве первого убийцы, нанятого Бетти, и в причастности к другому заказному убийству, управляющего мужского клуба, много лет назад. Но имелись еще двое людей, которых он пустил в расход, хотя у полиции не было доказательств, и это нельзя было использовать в суде. Один из убитых был отморозком, насиловавшим своего пятилетнего сына. На него донес сосед, позвонивший по номеру 911. Док первым приехал по вызову, и этот тип даже не успел застегнуть ширинку. Ребенок плакал, из ануса у него текла кровь. Док сказал подозреваемому расслабиться, и, как только тот опустил руки, Док начал стрелять в него.

Анекдот про Линду и Ричарда был историей Дока. Реальной историей. Но, когда он ее рассказывал, люди всегда думали, что он шутит. Это случилось с ним в школе. Он испытал такое только один раз, но все отрочество юного Ричарда Лин Ричардса, которого все звали Док, можно было выразить в этом моменте унижения девчонкой по имени Линда у автомата с газировкой на Магнолия-стрит в пригороде Лос-Анджелеса. История всей его жизни могла бы уместиться на этой булавочной головке. Я не Линда.

Флойд и Ллойд также были реальными людьми. Братьями, женатыми на двух двоюродных бабках Дока. Одно из немногих воспоминаний Дока об этих смурных старухах и их мужьях-братьях касалось шутки, которую Док иногда рассказывал. У Флойда был персик, он откусил его, повернулся к Ллойду и сказал: «Этот персик на вкус как манда. Невероятно». По подбородку Флойда тек сок. Он дал персик Ллойду, и тот тоже откусил его, но выплюнул в траву. «Говно вкус», – сказал Ллойд. На что Флойд сказал ему повернуть персик другой стороной, потому что он откусил не с той. В этом месте Док теряется. Эту шутку нужно показывать в лицах, как будто он видел это своими глазами, но это не так. Флойд и Ллойд, его двоюродные деды, никогда не разговаривали друг с другом. Они были завзятыми молчунами, со всеми, всегда. Они все время сидели вразвалку перед телевизором, вызывая у женщин и детей смутное чувство тревоги. Кроме того – и всем это известно, – безотносительно трагической семейной истории Дока, любые персики восхитительны на вкус, поистине восхитительны, и ничуть, он это повторяет, ничуть не похожи на говно.

Мою соседку Роми перевели куда-то, а я не знала куда. Большой папа отказался мне сказать. «Занимайся собой, Фернандес», – вот и весь его ответ.

Теперь я тут одна. Кое-кто из карцера заявляет, что Роми держат под присмотром, чтобы она не покончила с собой. Я не верю этому. Карцер – это фабрика сплетен, где люди сидят взаперти и перекрикиваются через кормушки.

Большой папа ни с чем не хочет помогать мне. Даже не дает никакую книжку почитать. Только и знает: «Никаких передач, Фернандес. Не-а». Видно, рассчитывает получить повышение.

Один раз я за год прочитала в карцере восемь романов Даниэлы Стил. Она написала роман про тюрьму, просто крышесносную вещь. Все ее читали. Мы рвали книгу по нескольку страниц, чтобы пересовывать под дверьми, и все говорили о ней. Она прогремела по тюрьме как грозовая буря. Мне не казалось странным, что женщины в тюрьме хотят читать о других женщинах в тюрьме. Ты хочешь читать о мире, который знаешь, а не о чем-то неизвестном.

Мне было нечем заняться и не с кем поговорить. Я устала от Бетти Ля-Франс, то и дело кричавшей что-то по вентиляции. Мне было восемнадцать, когда я с ней познакомилась, и она чертовски меня впечатлила. Она была богатой и называла всех «дорогуша». Учила манерам женщин в окружном СИЗО. Но это было десятки лет назад, а за столько времени кто угодно осточертеет. Я всегда буду любить Бетти, потому что она часть моей истории и просто потому, что она настолько упоротая и чудна́я. Но иногда тебе хочется, чтобы она угомонилась.