Рэйчел Кушнер - Комната на Марсе [litres]

– Я должна дочитать ее, большой папа, – сказала Сэмми. – Я прочитала все главы, кроме последней, когда была тут в прошлый раз.

Если бы он согласился, Бетти могла бы засунуть фото между страниц.

– Я не могу ничего передавать, Фернандес. Поймают тебя с чужой собственностью, накинут еще срок. Ты это знаешь. Я не хочу, чтобы мои девочки тут страдали. Просто следуй правилам, Фернандес, и тебя скоро вернут в общую камеру.

– Большой папа, – сказала Сэмми, – хотела бы я быть твоей дочерью. Вся моя жизнь могла бы пойти по-другому.

– Вот что, Фернандес, – сказал сержант Маккинли. – Я уверен, что твой отец сделал все, на что был способен.

Мы услышали, как он уходит в башмаках по коридору.

– Я никогда не знала моего отца! – прокричала ему Сэмми через окошко-кормушку. – И моя мать тоже! Она даже не уверена, кто это был!

Бетти услышала, как мы смеемся, и это решило дело. Она поняла, что перестала быть центром нашего внимания, и согласилась передать фото по параше.

После того как мы развернули тридцать слоев целлофана, Сэмми достала газету, в которой была статья с той самой фотографией. Я представляла классическое ню с бикини из сотенных бумажек и с длинными ногами, застрахованными на миллионы.

Но там была просто лавина денег, из-под которой торчала женская голова, как у жертвы несчастного случая. Она выглядела так, словно к кровати подкатил самосвал и сгрузил на нее весь кузов, замуровав ее в деньгах.

Мы смотрели на это, не говоря ни слова. Потом Сэмми сложила газету, завернула ее обратно и отослала назад по параше.

Наша прогулка по двору, положенная раз в неделю, проходила не в настоящем тюремном дворе, а во дворе карцера. Это был тесный бетонный загон, обтянутый колючей проволокой. Но там мы могли видеться с Конаном, гулявшим в соседнем загоне за колючей проволокой. Конан делал отжимания и болтал со мной о машинах. Началось с того, что Конан спросил, откуда я родом.

– Фриско, хах, – сказал он. – Это же у вас придумали расширять оси в девяностые. Пики. Блин, да вам, ребята, можно предъявить за это.

Говорить «Фриско» так же пошло и нелепо, как и расширять оси, но Конан был прав. Однажды утром я словно проснулась и увидела, что все мои соседи по кварталу расширили свои оси, так что колеса их машин выдавались по обеим сторонам. Теперь это стало отдаленным воспоминанием, чем-то вышедшим из моды. Это было еще до того, как я переехала в Старый город, когда Сан-Франциско заполонили приезжие, и все, что мне оставалось, это перебраться в Тендерлойн. Расширенные оси были не менее важным воспоминанием, чем любое другое, дававшее тему для нашего разговора – это была часть той жизни, которой мы жили.

Мы с Конаном от души поговорили о больших дисках, плавающих дисках, спиннерах. О неоновой подсветке днища. О прокачанных карбюраторах и тюнингованных движках. О модных джипах и внедорожниках. «Шевроле интрудер». «Додж рендишн».

Мы с Конаном согласились, что «Интрудер» выглядит так, словно намеревается впереться во что-то.

– Выходит новый «ниссан» под названием «Куб», – сказал Конан. – Его можно достать только в Японии. Но кому нужна квадратная машина? Куб. Сейчас в моде аэродинамика. «Ниссан» делает такие джипы, что катализатор можно отпилить за три минуты. Я просто не могу пройти мимо, чтобы не стырить глушитель. Мне надо подать в суд на производителя за разжигание во мне криминальных наклонностей.

Мы посмеялись насчет «умных машин». Они напоминали мне колпачки на мебельных ножках. Вертикальная чушка, которая тыкается повсюду.

– А ты на чем ездила? – спросил меня Конан.

– На «импале» шестьдесят третьего, – сказала я.

– Е-мое.

– Так-то, – сказала Сэмми. – Это моя девочка.

Но как только я это сказала, мой задор иссяк. У меня больше не было машины.

– Знаешь, что я ненавижу? – сказал Конан, пока я пыталась стряхнуть невеселые мысли и снова влиться в разговор. – Это когда люди снимают глушители с «эскалады». Ебучие «эскалады». В них что-то такое пластиковое, дешевое. Я бы лучше взял «эльдорадо». В семидесятые настал конец хорошим американским машинам. Раньше мы делали настоящие джипы в этой стране. Теперь мы делаем яйца для джипов.

– Эти уродские побрякушки, которые болтаются над дорогой на скорости восемьдесят миль в час? Я не знала, что они так называются.

Я сказала, что мне кажется дурацкой идея, что мужчинам нравится красоваться искусственной мошонкой – самой уязвимой частью мужского тела – позади своих джипов. И Конан со мной согласился.