Евгений Бузни - Настенька

Но главное состояло в том, что Аль Саид оказался безудержно разговорчивым. С большим аппетитом налегая на закуску и выпивку, он, видимо, считал необходимым всё время что-то говорить. Валя и Юра старались отвлекать его внимание на себя и, когда им это удавалась, Настенька, пользуясь случаем, закусывала, пробуя шампиньоны, креветки и едва касаясь лакомого кусочка гуся с печёными яблоками, ибо поесть в своё удовольствие, наслаждаясь ароматными соусами и чудным мясом хорошо приготовленной птицы, у неё возможности не появлялось.

Как только она подносила кусочек пищи ко рту, Аль Саид вдруг поворачивался к ней с вопросом, звучавшим совершеннейшей абракадаброй на ломаном русском:

— Элен, я ходжел говори што укусны то пока можна нет ида.

И Настеньке приходилось просить сказать то же самое на французском, после чего она могла перевести ничего не понявшим Вале и Юре, что их собеседник хотел похвалить вкусную еду, которую нельзя не есть.

Худенькая, стройненькая, остроносенькая Валентина, слушая Аль Саида, часто громко хохотала, что нисколько не смущало иностранца.

Никакой зависти к сидевшей напротив девушке Настенька не ощущала. Во-первых, она не выглядела аспиранткой. На несколько вытянутом продолговатом лице большие круглые стёкла очков напоминали глаза очковой змеи, какие рисуют обычно мультипликаторы. И всё лицо её было похоже на картинку: тонкий, словно точёный, профиль, выделенные ярко-красной помадой губы, очерченные очень заметно карандашом брови, засинённые тушью веки глаз и остренький подбородок, который, если опускался вниз, то прямо впивался собой в узкий, но длинный вырез на бледно-розовом платье, под которым едва угадывались очертания грудей.

Настенька полагала, что аспирантки значительно серьёзнее и не станут так явно и безвкусно краситься. Во-вторых, как ни крути, но всё внимание за столом относилось явно к Настеньке, ибо ей приходилось говорить для всех и за всех.

В этот вечер Настенька положительно упивалась своим положением центра внимания. Ей ещё ни разу не приходилось сталкиваться со случаями, когда к переводчику относятся как к слуге, обязанному выполнять всё, что прикажут. Ей не пришлось пока работать с людьми, которые унизительно рявкают переводчице что-нибудь такое:

— Что ты там несёшь? Мой коллега явно не понял меня. Ты сама соображаешь о чём я говорю? Или это он такой дурак?

Настенька таких фраз, которые сразу выбивают переводчика из колеи грубостью, на которую не имеешь права ответить во время работы, ещё не слыхала, о них она не могла и думать. Всё ей сегодня казалось чудесным.

Ну и что с того, что не удаётся поесть, как хотелось бы, и приходится много говорить? Что плохого в том, что как ни отказываешься, а приходится понемногу пить то шампанское, то мадеру, то мускат, а то ещё удивительно вкусный кремовый ликёр, принесенный Аль Саидом? Была не была, — решила про себя Настенька, — напьётся она немного, но зато рядом чувствует постоянно руку Вадима, который сам не очень много говорит, но всё время следит за тем, чтобы у соседки бокалы и рюмки все были наполнены, а тарелка не пустовала, для чего он не забывал подзывать официантов либо кивком головы, либо щелчком пальцев.

Она была уверена, что Вадим восхищается ею, как и Борис Григорьевич и Аль Саид, не скрывавшие этого, и наверное Юра тоже, который нет-нет да и отключал своё внимание от Валентины, чтобы внимательно смотреть несколько секунд на Настеньку из-за толстых стёкол учёных очков.

Это был триумф, который мог иметь великолепное продолжение с летней командировкой в Англию. Помечтать об этом теперь не было времени, и всё же порой проскальзывала мысль, что завтра всё будет рассказано в подробностях Вике и Наташе, а они порадуются за неё и может слегка позавидуют.

Весь ход вечера Настенька не запомнила то ли оттого, что выпитые вина притупляли внимание, то ли по той причине, что последовавшие затем события перекрыли собою всё.

Произошло это совершенно неожиданно. Валя с Юрой собрались уходить, так как их будто бы ещё где-то ждали. Вадим бурно запротестовал, прокричав, что без того, чтобы вкусить дичь, никто не уйдёт. Тогда на стол поставили мангалы, и официанты сразу же стали возле Вадима, вопросительно глядя на него. Тот, видимо, по предварительной договорённости, ничего не спрашивая, сунул им в руки пачку купюр и сказал, что они могут идти, а завтра всё уберут.

Молодые люди в униформах ушли, а Вадим заявил, что под дичь каждый пьёт по желанию, что хочет, и виночерпием теперь будет он сам, после чего стал подходить к гостям и наливать запрашиваемый напиток. Настенька согласилась только на шампанское, поясняя, что для лёгкой летающей дичи нужно и лёгкое вино.