Евгений Бузни - Александра

Работает в министерстве под чьим-то крылом и чувствует себя богом».

Вслух сказал:

— Так что же нужно от меня? Может я плохо работаю? Не выполняю обязанности? Есть основания считать меня профессионально непригодным? Есть или нет? — обратился он уже непосредственно к директору. — Герман Захарович, у вас есть претензии ко мне по работе?

Директор, сидевший как бы в стороне, встрепенулся, отвечая:

— Нет-нет, Евгений Николаевич, по работе претензий нет.

Министерский работник поднял кисть руки останавливающим жестом:

— Минутку. Евгений Николаевич, где вы работали до издательства?

— Я думаю, вам уже говорили и в деле есть сведения, что я работал в Ялте. Но, если хотите, я принесу вам сейчас некоторые мои публикации для знакомства? Они как раз у меня в кабинете.

— Да, пожалуйста.

Евгений Николаевич вышел и через минуту принёс стопку книг и журналов, которыми занял весь стол, рассыпав их веером.

— Вот сборники научных трудов, которые я редактировал, вот журналы с моими публикациями, вот книги с моими рассказами.

— Вы член Союза писателей? — Спросил представитель, немного опешивший от количества различных изданий, оказавшихся на столе в связи с вопросом об Инзубове.

— Нет, не вступал пока, но важно ли это?

— В какой-то степени да, поскольку у нас есть ещё письмо и от одного известного литератора.

— Ах, вот что, тогда начинаю понимать, чем объясняется ваше пристальное внимание ко мне.

— Об этом говорить сейчас не будем. Мне всё ясно. Спасибо. — И обращаясь к директору: — Можем отпустить Евгения Николаевича?

— Да, конечно.

Собрав книги и журналы, Инзубов вышел. Картина ему стала яснее ясного. Поэты, чьи стихи он не пропустил, начали действовать.

Прошло ещё несколько дней работы, когда директор издательства заглянул в редакцию Евгения Николаевича и, поинтересовавшись, всё ли у них хорошо, как бы в шутку, глядя на заведующего, произнёс:

— А под кем-то кресло качается.

Евгений Николаевич рассмеялся в ответ:

— Если подо мной, то это не страшно. И упаду, так не ушибусь. Я привык качаться на стуле.

— Ну-ну, — пробормотал директор и вышел.

Спустя некоторое время, потраченное на подготовку рукописей книг — дело то, в общем, было знакомое, исключая детали, Евгений Николаевич был опять вызван директором к себе. В углу кабинета, как бы в стороне от разговора, грузно восседал в кресле главный редактор.

Перекладывая зачем-то на столе бумаги с места на место, несколько смущаясь, директор предложил сесть и после некоторой паузы сказал, наконец:

— Вот ведь какая получается история. Там в Комитете думают, что вы дали большую взятку за переезд в Москву и устройство на работу. Крутили, вертели и потребовали от нас, в целях экономии средств, провести сокращение одной должности заведующего редакцией. Так как вы сотрудник новый, то, естественно, вы и попадаете под сокращение. Такая петрушка получилась. Что вы думаете по этому поводу?

Евгений Николаевич не стал ни кричать, что было не в его характере, ни возмущаться несправедливыми обвинениями. Он спокойно спросил:

— Но вы же, Герман Захарович, знаете, что это не так? Я ведь никому ничего не давал?

— Мы знаем, — ответил директор, — да пишущие не знают. Мы предлагаем вам остаться в издательстве на должности старшего редактора. Дело в том, что ваш отдел придётся слить с другим, ну, вы там и останетесь, если хотите.

— А что это изменит? Буду я там работать, и там напишут на меня. Начинаю понимать, что такое Москва. В Ялте в институте я десять лет работал без проблем. Там тоже коллектив не очень простой. Почти все учёные, кандидаты, доктора, профессора. Директор как-то говорил мне: «Евгений, ты думаешь, на тебя никто не доносит? Приходят иногда, начинают грязь какую-нибудь лить, но я сразу обрываю. Я вижу сам, что ты честный человек, но иметь в виду тебе надо, что не все одинаково расценивают твои действия». Хорошо запомнились мне эти слова, но всё же считаю, что должен поступать всегда не так, как хочет кто-то на стороне, а так, как велит мне моя совесть.

Так что и сейчас я отлично понимаю ваше положение. Вам приказывают, и вы должны подчиняться. Но оставаться здесь я не буду ни на какой должности. Быть в ранге снятого с понижением не смогу. Не привык.

— Ну, как хотите. Завтра проведём заседание совета по слиянию отделов, дадим вам положенный по сокращению штатов двухмесячный отпуск, а Василий Григорьевич поможет вам, если надо, в устройстве на работу. В Москве, как вы уже знаете, это не так просто.