Геза Оттлик - Училище на границе

Незнакомый капитан, едва успев появиться, заорал на нас: «Что тут происходит?!» Мы стояли между столов, повернувшись к нему лицом.

— Старший по званию! Постройте эту ораву и марш в спальню!

Старшим был Медве, но старшим по званию Фидел Кметти. Оба выскочили вперед. Медве скомандовал построение. Капитан подозрительно оглядел сначала его, потом строй. Отыскал Лапочку Кметти. Ткнул пальцем в его сторону.

— Выйдите из строя.

Кметти вышел.

— Кто из вас старший по званию?

Кметти ответил, что он. Капитан побагровел и начал грязно ругать Медве. «Вы что, оглохли? Или вы идиот?? Или только наглец???» В дверях буфета вновь появился дежурный четверокурсник и стал наблюдать за происходящим.

— Ваше имя?

— Габор Медве, выпускник четвертого курса…

— Убирайтесь вон! Или я выдеру вас, как сопляка!

— Есть! — сказал Медве.

Я видел, что он разъярен.

Вместо того чтобы сразу втиснуться куда-нибудь в шеренгу, он снова встал перед строем и резко скомандовал Кметти: «Ко мне!»

— Передаю командование вам! — вне себя от ярости проревел он, козырнул и занял место на левом фланге.

Незнакомый капитан не переставал бесноваться, его голос мгновенно поднялся на октаву выше.

— Наглец, дрянь, хулиган! Бандит!

И пошло-поехало. Собственно говоря, Медве сделал все как полагается, но это лишь усугубляло его дерзость, ибо если уж капитан захотел определить тебе место в строю, как сопле, ты должен сразу, сломя голову, закрыв глаза, лететь на свое место.

Офицер вскоре охрип и от этого совсем озверел. Сиплым шепотом он честил Медве на чем свет стоит, потом махнул дежурному четверокурснику: «Зарядку! Здесь, сейчас же!» — и вылетел из столовой так же, как и вошел.

— Есть! — сказал высокий черноволосый парень. Он не спеша проводил капитана взглядом. Потом повернулся к Медве.

— Руки на бедра! — тихо скомандовал он. — Руки по швам! Спасибо. У меня все.

Потом он взглянул на Фидела Кметти.

— Отведите всех в спальню. Как приказал господин капитан. Потом, само собой, сдадите командование своему старшему.

Он кивнул в сторону Медве.

— Потом кто хочет может спуститься в клуб. С моего разрешения. Он в самом конце коридора, на первом этаже.

Он поднялся вместе с нами в спальню. Сел на кровать и закурил сигарету, посмотрел, хватает ли у нас простыней и наволочек. Он сидел на постели Жолдоша и угостил его сигаретой. Потом подозвал к себе Медве.

Медве вытянулся по стойке «смирно».

— Да, о чем бишь я, — заговорил черноволосый четверокурсник. — Не надо так волновать господина капитана, у него семь ранений в голову. Он старый пехотный строевик, примите это к сведению. — Четверокурсник протянул портсигар Медве. — Короче, господа, без бардака, а в случае нужды обращайтесь ко мне. Окурки в окна не бросайте. Лучше под кровати.

Он извинялся. Чувствовал, что это необходимо. Перед нами! За какого-то паршивого пехотного офицера. Он, конечно, понимал, что, в сущности, мы таким вещам значения не придаем, сыздавна к ним привыкли, но не удивился и тому, что Медве вышел из себя, как какой-нибудь штатский, — ведь он хорошо знал, что изредка, примерно каждый пятидесятый разнос все же принимается близко к сердцу. Возможно, за исключением одного Шандора Лацковича, чью безмерную флегматичность невозможно было прошибить. Хотя и это не совсем так. Иногда, очень редко, даже он принимал что-либо близко к сердцу и приходил за сочувствием, дулся и ругался.

Но Медве удручала вовсе не грубость пехотного капитана. Это было нам не в новинку; такого сорта офицеры проникались ненавистью к Медве с первого взгляда. Им не нравились даже его глаза. То, как сидит на нем китель. Как он носит пилотку. И этот тоже заметил: «Наденьте правильно пилотку! — орал он на него. — Вы что? В хлеву? Вам там и место!» Схватившись за рукоять сабли, он, казалось, вот-вот был готов броситься на Медве.

А вот Кметти ему понравился. Кокарда пилотки Кметти находилась точно на положенном ей месте, китель ладно, аккуратно и гладко облегал его фигуру. У Медве же воротник был расстегнут, и в форме его чувствовалось некое разгильдяйство. Но беда была даже не в этом. Мирковски, или Бониш, или тот же Элемер Орбан одевались куда неряшливей, и все же они никогда не приводили в бешенство наших, подобных этому, начальников. В таких случаях начальники устраивали им выволочку, не более того. Беда была в том, что Медве, в кителе, сидевшем на нем изящно и естественно, тоже на свой лад выглядел справно, можно даже сказать молодцевато, но не так, как Кметти. И манера Медве носить пилотку говорила не о развязности и неряшливости, а лишь о простоте и целесообразности. Но все это и все его существо в целом предназначалось не для начальства. И как небрежность в одежде боевого состава, попавшего из казармы на передовую, дико бесило строевых офицеров.