Лана Барсукова - Сочини мою жизнь [litres]

– Танечка, вы ножку подсечь забыли. – Голос был окрашен в заботливые тона, но с оттенком превосходства.

Иван Иванович показал, как ножичком подрезает что-то под телом устрицы, после чего она легко транспортируется в рот. Таня покраснела.

«Надо было котлету по-киевски заказывать… Со свиным рылом в калашный ряд…» – корила она себя.

Устрица не желала терять связь с раковиной, понимая, что ее ждет дальше. Нож ерзал в поисках пуповины. Наконец-то устрица потеряла якорь, и Таня отправило мерзкое тельце в рот. О-о-о! Существо было мерзким не только по виду, но и по вкусу. Усилием воли Таня давила в себе рвотные спазмы, уговаривая, нет, приказывая организму принять этот странный дар. Организм отчаянно сопротивлялся, предлагая Посейдону подавиться таким подарком. Но с помощью вина Таня все-таки протолкнула устрицу в себя. Вытерла салфеткой выступившую испарину. И обреченно начала пилить ножку следующей устрицы.

В юности она читала про то, как европейцы угостили вождей индейцев горчицей. Те из вежливости приняли угощение и густо намазали горчицей свои кукурузные лепешки. Начали есть. Глаза их полезли на лоб, потекли слезы. Но они не могли позволить себе обидеть европейцев, выплюнуть их подарок. Мужественные индейские вожди ели горчицу с каменными лицами, по которым текли слезы, пока всю не съели.

Таня ощутила себя представителем варварского племени, которое не умеет есть устрицы. Но мужества в ней было меньше, чем у индейских вождей. Оно иссякло на третьей устрице.

Все это время собеседник делал вид, что увлечен исключительно едой и не видит, что происходит с Таней. Как говаривал Чехов, воспитанный человек не тот, кто не проливает соус на скатерть, а тот, кто не замечает, как это делают другие. Хотя почему Чехов? Это говорил его персонаж, и, кстати, не самый приличный. А сам Чехов что бы сделал? Может быть, очень даже заметил и подал бы салфетку, чтобы помочь вытереть пролитый соус.

Наконец официант убрал со стола опустошенные домики устриц и со словами «Ваш десерт» поставил перед Таней плоскую керамическую плошку, похожую на сковородку без ручки. В плошке желтело что-то вроде омлета, покрытого тонкой корочкой коричневой слюды.

– Простите, но я заказывала крем-брюле.

«Зачем я вечно извиняюсь?»

– Да-а… – как-то странно промычал официант и посмотрел на Иван Ивановича, ища в нем поддержки.

– Идите, вы свободны.

Таня удивилась. С какой это стати ее оставляют без мороженого, которое она заказала? Если официант что-то перепутал, то непонятно, почему ему нельзя об этом сказать.

– Видите ли Танечка, крем-брюле – это французское блюдо из запеченных взбитых сливок с карамельной глазурью. Вас, видимо, ввело в заблуждение то, что наши умники делают мороженое с таким названием. Попробуйте настоящее крем-брюле. Есть его надо теплым, чтобы получить наибольшее удовольствие. Уверяю вас, вам понравится.

Таня сидела, раздавленная этой новостью. Ложка французского десерта застыла в воздухе. Крем-брюле надо есть теплым… Тепло, совсем тепло, горячо, очень горячо, обжигающе горячо, горячо, как на солнце! Она все поняла. Волна благодарности смыла с души обиды и разметала черные паруса пиратского настроения. Пчелы, которые жалили ее самолюбие, превратились в бабочек, которые гладили взмахами крыльев. Милый, самый лучший Лукич! Ради нее тогда, в их единственный вечер, он превратил запеченные сливки в холодные шарики с малиновым вареньем, ради нее он лишил официанта дара речи, ради нее сам прописался в племени варваров, путающих настоящее крем-брюле с мороженым молоком. Он колдовал ради нее. Озарение отразилось на лице маской застывшего удивления и благодарности.

– Что-то не так? – заволновался Иван Иванович. – Вы странно изменились.

– Все хорошо.

– Вы уверены? Может, выйдем на воздух?

– Нет, все хорошо. Я даже не знала, что все так хорошо, – глупо и счастливо улыбаясь, ответила Таня.

– Ну раз вам хорошо, – как будто обидевшись, сказал Иван Иванович, – то мы можем приступить к заключительной части нашей трапезы. К десерту. Знаете, я воспринимаю еду как симфонию жизни, где за краткий промежуток времени проживаешь прошлое, настоящее и будущее. Аперитив – это прощание с прошлым, наброшенная на него вуаль условности. Хороший напиток перед едой – это как туман, через который острые углы прошлого становятся смягченными и безобидными.

– А настоящее? – заинтересовалась Таня. Как профессионал, она имела вкус к метафорам.