Нана несколько раз потерся лбом о безжизненную уже руку Сатору.
– Умер, – констатировал врач.
– Извините, но здесь нельзя находиться с кошками, – добавила старшая медсестра. – Прошу вас, вынесите кошку на улицу, поскорее.
Неожиданно гнетущая атмосфера слегка разрядилась. Лица смягчились, некоторые медсестры заулыбались.
А потом, словно внезапно открылись шлюзы и хлынул поток, Норико зарыдала в голос. Она не рыдала так с далекого-далекого детства.
Цветы, лиловые и желтые, – до самого горизонта.
Это оттенки ранней осени на Хоккайдо. Теплые и яркие.
Я здесь, на поле, охочусь за пчелой.
«Перестань, Нана!»
Голос взволнованный. Сатору хватает меня обеими руками, стискивает и несет куда-то.
«Она может тебя ужалить!»
Сатору с улыбкой пеняет мне.
О, привет, давно не виделись! Хорошо выглядишь.
Я трусь мордой о его руки.
«Твоими молитвами… Ну а ты как, Нана?»
Я тоже хорошо – спасибо тебе.
После того как Сатору отправился в свое последнее странствие, он всегда приходит ко мне в одно и то же место – на это поле. Огромное, без конца и края поле, буйно заросшее цветами. То самое поле, что мы видели вместе в нашей последней поездке.
Не знаю, сколько здешних зим я еще смогу пережить…
Что ж, годы берут свое…
Не говори так. Ты-то покинул сей мир, когда был намного моложе меня, имей совесть!
Еще неярко светит мягкое солнце, но в воздухе уже кружат мелкие снежинки. Недолговечные, как в далеком детстве… Да… опять приближается зима.
Скоро я завершу свой рассказ.
На похоронах присутствовали только Норико и родственники по материнской линии, поэтому похороны прошли тихо и скромно. Все друзья и знакомые Сатору жили не в Саппоро. Кстати, я ждал дома. Мне не особо интересны детали погребальной церемонии.
Сатору отправился в последнее странствие. Я лично убедился в этом в больнице. Однако он остался в моем сердце. Чтобы осознать это, не обязательно присутствовать на человеческих похоронах.
Сатору оставил список друзей и тех, кто помогал ему чем-то когда-то, с просьбой сообщить им о его кончине и передать прощальный привет и благодарность. Что Норико и исполнила скрупулезнейшим образом.
Я был поражен, сколько писем и телеграмм с соболезнованиями пришло после этого. Не только от друзей, но и от коллег, от начальников фирм, где трудился Сатору, от бывших школьных учителей; даже те люди, которым Норико не писала лично, узнав о случившемся, связались с ней и выразили соболезнования.
Норико замучилась отвечать на все послания. Почти каждый день она писала благодарственные открытки. Но я думаю, это было даже хорошо для нее, погрузиться в хлопоты сразу после смерти Сатору. Я очень боялся, что она впадет в депрессию. «Норико может постареть сразу лет на десять, – говорил мне Сатору в больнице. – Ты уж, пожалуйста, будь с ней рядом!»
Норико действительно постарела, хотя не на десять, а на пару лет максимум. Она ведь и так уже была немолода (примерно одного возраста с кошечкой Момо, что жила в семье Суги), поэтому пара лет ничего не прибавила и не убавила. Ох, если бы Норико с Момо слышали меня, вот бы взбеленились!..
– Сколько хороших и добрых людей любили Сатору. Верно, Нана?
Выражая свои соболезнования, люди также просили воскурить на могиле Сатору благовония от их имени. Кроме того, было несколько человек, которым Сатору оставил письма, написанные от руки. Я знал этих людей.
Все они жили очень далеко, и Норико стеснялась доставлять им лишнее беспокойство, но они очень хотели приехать, и Норико назначила для всех один и тот же день.
На Хонсю сакура уже была в полном цвету, и волна цветения продвигалась все дальше и дальше на север. Но для Хоккайдо было еще рановато, у нас тут пока даже кое-где лежал снег, в тенистых местах, куда не достигали солнечные лучи.
Несколько дней было пасмурно, однако в тот день небо прояснилось и выглянуло солнышко. Как будто сам Сатору приветствовал гостей.
Наконец к нам с Норико (в квартиру, где мы жили) приехали дорогие гости: Коскэ, Ёсиминэ и Суги с женой Тикако.
Все были в черном, очень молчаливы, губы плотно сжаты. Норико первая сложила руки у домашнего алтаря.
– Сатору, к тебе приехали все твои друзья! – сказала она и подвела к алтарю остальных.
Они по очереди зажгли курительные палочки – сначала Коскэ, потом Ёсимиэ, потом Суги и Тикако. Коскэ очень долго стоял у алтаря, стиснув зубы, со сложенными руками. Ёсиминэ просто коротко поклонился. У Суги был растерянный вид, он кусал губы, а Тикако тихонько смахнула со щеки недозволенную слезу. Все это заметили, но сделали вид, что не видели.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу