Анастасия Вечерина - Исповедь мотылька

Я неудачно острю, что тогда уж лучше носить с собой резиновый член и доставать его в такие моменты, а то вдруг у мужика фантазия бедная, а ты как дура весь вечер стакан мусолишь — но она серьезно отвечает, что резиновый член может испугать романтически настроенного поклонника и все-таки банан самый эффективный и проверенный вариант.

Дальше выясняю вопрос с непреодолимыми препятствиями — оказывается, надо дать понять мужику, что распродажа заканчивается и он не успевает: вот-вот добыча, которая так умело гладит бананы, ускользнет навсегда. Куда и как — неважно. Можно что-то придумать — замуж за сына президента Уганды, медсестрой в Красный Крест, перемена пола и т. п.

— А можно и не вдаваться в подробности, главное создать нужный эмоциональный настрой, дорогая…

Лекция прерывается — к столу подваливает крепенький мужичок с букетом роз, радостно лопочет что-то про лапулю и забирает нашу «гуру соблазнения» с собой. Я смотрю им вслед, вздыхаю и звоню мужу, чтоб не забыл макароны купить.

Интересно, а бананы на мужей действуют или уже нет? Можно ли вот так погладить банан у мужа на глазах, а он чтоб вот также потом с букетом роз и лапулей примчался?

Перезваниваю мужу, прошу купить еще и бананов.

Черт с ней, со стратегией, попробуем хотя бы тактику…

— Да уж, после такой статьи я сама много думала о том, какие разные чувства, оказывается, могут вызывать самые обыкновенные бананы у среднестатистической россиянки.

— Почему только у россиянки, Лёль?

— Да потому что кругозор мой слишком узок, и в него как-то не уместились взаимоотношения иностранок с бананами!

— Блин, мы так с тобой на международный скандал нарвемся. За ущемление прав иностранцев. И их политических свобод в банановой республике. Лучше скажи — ты с Художником с тех пор так и не общалась?

Лёлька улыбнулась какой-то грустной улыбкой, и в глазах её появился странный блеск.

— Общалась пару раз. Сейчас придем домой — расскажу.

…Но это «сейчас» случилось еще вовсе не так скоро, как можно было бы ожидать. Во-первых, потому что на мою спутницу по дороге напал приступ бесячества, и она рвалась то поваляться в сугробах, то прокатиться с визгом вниз по оврагу на подобранном где-то пакете, уверяя меня, что иначе сегодняшний вечер будет для нее потерян, то еще что-то. А во-вторых, по приходу домой выяснилось, что приступ этот только усилился, и во имя избавления от него Лёле сейчас просто необходимо поиграть в бедламчики.

Бедламчик — это вообще ее любимая развлекушка, о скором приближении которой я обычно узнаю по некоторым характерным признакам. Один из которых — особый до безобразия хулиганский блеск в Лёлькиных голубых глазах. И хитрющая улыбочка на ее вроде бы невинной рожице. Обычно это означает, что еще не успею я раздеться, как некий сумасбродный вихрь будет гонять нас по дому, сметая все на своем пути — стулья, столы и прочую валяющуюся на полу мелочь. И я, как всегда, буду пытаться найти хоть одно безопасное место в этом доме, в очередной раз убеждаясь, что таких мест конструкцией данной квартиры не предусмотрено, двери для Лёльки — не помеха, тем более что они не запираются, а щеколду в ванной мы сломали еще во время моего прошлого посещения.

— Лёлька, ну прекрати наконец, а то я сейчас уже разозлюсь на тебя по-настоящему!

— Ты не сможешь!

— Это еще почему? Еще как смогу!

— Ты не сможешь, потому что во-первых, ты — добрая, а во-вторых, я уже сбегаю на кухню и буду там готовить твои любимые бутербродики, за которые ты мне все простишь.

— Бутербродики говоришь? Ну ладно, прощаю. За твои бутербродики и правда можно что угодно простить. Тем более, что я голодная после всей этой беготни…

И лишь когда процесс приготовления бутербродиков был закончен Лелькой, а процесс приведения квартиры в божеский вид — мной, мы смогли-таки вернуться к нашему разговору.

— Да, я общалась с Художником. Пару раз получалось изловить его в аське, хотя он там сейчас очень редко бывает. В первый раз он был явно не в настроении со мной общаться (да и вообще — ни с кем, наверное), а вот во второй мы немного поболтали.

— Как он? Грустный?

— Старается этого не показывать. Рассказывал, что все так же ходит по улицам, общается с людьми, как будто ничего и не случилось. Как будто мир не перевернулся и не рассыпался на сотни маленьких осколков, больно ранящих сердце. Ведь ничего не случилось, земля вертится все так же, Бог опять ничего не заметил. Говорил, что за всеми этими повседневными делами, и с точки зрения посторонних людей, все маленькие личные трагедии кажутся смешными и ненастоящими, как игрушечные похороны.